— Считаешь, она забирала?
— А кто же еще! Она ни с чем не расстанется. Девочки рассказали, что у нее дома в серванте упаковками одноразовые воротнички лежат. Вот скажи, зачем они ей? Скажи.
— Не знаю. — Света поспешила к кофейной машине, загремела чашками. — Я не знаю причины, Ляля.
— От жадности, Светуля. Все от нее. Все беды от нее. А Верочка очень жадная. Знаешь, сколько раз я просила у нее эти вот ножницы? Страшно вспомнить! — тараторила Лялечка, наблюдая за кофейными струйками, заскользившими в чашки. — А она все отказывала и отказывала. Будто денег нет!
— Так то же не ее были деньги, Ляля. Хозяйские. На вот, держи чашечку. — Света подала подруге кофе. — Хоть напоследок хорошего кофейку попить.
— Что значит напоследок? — фыркнула девушка.
Глотнула и поморщилась: сахара не было. Света вечно мудрит. Сливки, сахар портят кофе, считает. Бред! Кофе от этого только вкуснее. И сытнее. Хватит до самого обеда такой вот чашки.
— Увольняюсь я, Ляля, — призналась Света нехотя между третьим и четвертым глотком. — Ухожу в другое место. Уже собеседование прошла. Ждут с первого числа следующего месяца.
— Как увольняешься?! — нежно-голубые глаза Лялечки наполнились слезами. — Что значит увольняешь? Так вот, по-тихому? Никому не сказав?
— Тебе говорю. Остальным не считаю нужным. — Света грустно улыбнулась. — Ты единственный человек здесь, с кем я вообще могу разговаривать. После Натальи Павловны.
— Но почему?! А как же я?!
— Не хочу тут больше. Не хочу больше бояться.
Ляля поставила чашку с кофе на край полочки. Широко развела руками.
— Тебя же оставили. Чего тебе бояться? Тебя не увольняют, Света. Почему?
— А я не увольнения боюсь, Ляля.
— Да? — Лялечка наморщила лобик. — А чего же тогда?
— Кое-чего другого. Или кое-кого другого.
— Верочку? Ты боишься ее? Ох… — Лялечка не хотела, да рассмеялась. — Нашла кого бояться! Ее не сегодня завтра Гоша попрет. Уже ходят разговоры. И даже ее мизерный процент акций не спасет. Она спивается, Света, и это уже не скрыть. И Гоша…
— Вот именно, Гоша! — перебила ее Света. — Кто, кстати, ему такое прозвище дал?
— А это не прозвище. Его так дома все зовут. И жена, и Наталья Павловна так всегда его называла. А что ты хотела сказать, когда воскликнула: вот именно, Гоша? Что?
Лялечка поискала взглядом высокий стул, пристроилась на самый краешек. Уставилась на Свету с интересом. Та молчала, медленно потягивая кофе.
— Понимаю, — первой нарушила паузу Лялечка. — Считаешь, что он выиграл от смерти Натальи Павловны? Про продажу земли под нашим салоном тоже слышала? Про переговоры с будущим застройщиком? Разговоры ползут по салону, куда же от них деваться.
— Вера?
— А кто же еще! Она сплетничает день и ночь. Будущее ее плачевно. — Лялечка беспечно поболтала ножками. — Тебе-то что волноваться? Говорят, Гоша уже под салон одну треть этажа выхлопотал. Он молодец.
— Он молодец, — не совсем уверенно повторила Света. — Он большой молодец. Только торопится очень.
— Ты о чем?
Света подергала плечами. Поставила пустую чашку рядом с Лялиной на полочку. Обняла себя руками и проговорила:
— А вдруг Наталья Павловна возьмет и вернется?
— Дура, что ли! — сразу фыркнула Лялечка и даже, дотянувшись, Светин лоб потрогала. — Не болеешь, нет? Оттуда не возвращаются.
— А есть гарантия, что она там, Ляля? — Света с третьей попытки взгромоздилась на высокий стул, глянула на подругу полоумными глазами. — А вдруг это не она?
— Кто не она?
Лялечка попыхтела, приложила руку теперь уже к своему лбу. Даже ущипнула себя. Вдруг это ей все снится? Да нет, все наяву.
— Та погибшая женщина? Вдруг это не Наталья Павловна?
— А кто же, помилуй, господи!
Лялечка даже раздражаться начала. Захотелось поскорее уйти от Светки, которая вела себя крайне странно.
— Что за бред, Света?
— Везде писали и говорили, что тела погибших были обезображены.
— И что? Ее же опознали.
— Кто?
— Вера ездила и Гоша.
— Вот именно! Гоша! Который только выиграл от ее смерти.
— Света, не неси чепухи. — Лялечка устала сидеть на неудобном высоком стуле. Она слезла и направилась к двери. — Подозревать можно кого угодно. Гоша на тот момент вообще был с семьей на отдыхе. Это полицейские так сказали. Я не выдумала. Убить он не мог.
— А опознать получилось!
— Поехала бы сама и опознавала, — вдруг окончательно разозлилась Ляля.
Светке — ей что! Она увольняется. А им тут еще работать и работать. И она совершенно не намерена сплетничать про нового хозяина салона. Вдруг тут и правда есть прослушка и они ее пропустили при уборке?
— Ох, Лялька… Ты не сердись на меня, ладно? — тихим несчастным голосом попросила Света. — Я в такую попала историю! В такую историю…
— Вот, оказывается, в чем причина. В твоей какой-то истории. А я-то уж подумала…
И Лялечка прикусила язычок. Говорить вслух, что она подумала о внезапном помешательстве подруги, не стала.
— Помнишь, Наталья Павловна звонила, когда приехала?
— Помню, конечно.
— А время помнишь?
— Ну нет. А зачем?
— Получается, что звонила она уже после того, как… — Света передернулась, как от холода, глянула на Лялю испуганно. — Как произошло убийство.
— Дура ты, Света, — оборвала ее Ляля и взялась за дверную ручку. — Ты просто все перепутала, и все. Тебе надо запросить эту, как ее…
— Детализацию.
— Ее! — обрадовалась подсказке Лялечка. — И посмотреть там.
— Так и сделаю. Может, со звонком, да, ты права, я что-то напутала. Но все гораздо сложнее, Ляля. — Света опустила голову и пробубнила: — Я ведь встречалась с ней в день ее приезда. Она куда-то ехала. Счастливая. Улыбчивая. Перехватила меня по дороге домой. И попросила.
— Что? О чем?
— Попросила присмотреть за ее чемоданом.
— За каким чемоданом, Света? Я вообще ничего не понимаю! — взвыла Лялечка, отходя от двери.
Она вдруг передумала уходить. Ей стало интересно. Света могла напутать со звонками. Со временем, когда звонила Наталья Павловна. Но то, что она виделась с хозяйкой, Света придумать и напутать не могла.
— Она перехватила меня по дороге. Я подъехала за продуктами к центральному гипермаркету. Тут неподалеку. А она оттуда выходила. Не одна. С каким-то мужиком. Счастливая. И с чемоданом. Она попросила меня взять у нее багаж. Потом, говорит, заберу. Мол, у них поменялись планы.
