— Прости! — воскликнул он и прижался щекой к ее макушке. — Прости! Мне просто все нервы измотали в этом околотке. Вопросы, вопросы, вопросы… Я уже, если честно, не помню, что говорил им с самого начала. Им нужен, понимаешь, им нужен козел отпущения. И они решили, что им могу быть я. И плевать, что я этого не делал. Им надо закрыть дело. Ну хоть бы какой-нибудь свидетель был! Ну хоть бы кто-нибудь что-то видел!..
Вот именно из-за этих слов, сказанных Володей вчера перед самым его отъездом к родственникам, она и не спала всю ночь. Именно по этой причине она сейчас топталась на пороге соседнего подъезда, решив во что бы то ни стало переговорить с той женщиной, которая, со слов других жительниц их дома, знала о жильцах их улицы все. Или почти все!
— Бывали у нее, конечно, промахи. И на орехи ей попадало. Но вообще-то Наталья словно ястреб. Видит и слышит все.
Так вчера охарактеризовала Наталью Ивановну женщина из подъезда Инны, жившая на втором этаже. И посоветовала с ней обязательно переговорить.
— Ей наш участковый рот-то закрыл, когда все тут понаехали, — вещала женщина со второго этажа, медленно бредя рядом с Инной из булочной.
Они поздно отправились за хлебом — когда уже и Володя уехал к родственникам, и хлеб когда уже не рекомендован был к употреблению. Около десяти вечера было.
— Я была там, слышала, как он ее отчитывал. И даже упрекнул в каком-то промахе.
— А что за промах?
— Да как-то она не на того человека указала, и обман получился. Не того человека обвинить хотели. Он потом жаловался. Ой! — Она махнула рукой и сморщила лицо. — Честно? Не знаю той истории. Наталья не распространялась. Что-то нехорошее там вышло. И участковый ее предостерег от лишней болтовни. Говорит, ляпнешь, мол, и забудешь, а людям потом морока.
— И он велел ей молчать?
— Как будто так.
— И она промолчала, хотя что-то видела?
— Вот того, милая, не знаю. — Они вошли в подъезд, встали у лифта. — Сочинять не люблю для красного словца. Но надо с ней переговорить. Очень вам надо. Володя весь извелся. Вы нервничаете. Кстати, как у вас с ним? Все хорошо?
И ее оценивающий взгляд прошелся по пышному телу Инны. В подошедший лифт она вошла с многозначительным вздохом, могущим означать только одно: что может быть у такой толстухи хорошего с мужчиной, за которым теперь женщины в очередь выстроятся.
И пусть! Инна смотрела с ненавистью в спину женщине, выходившей из лифта на втором этаже. И пусть в ней нет красоты и свежести, зато верности и надежности хоть отбавляй. И она сделает все, чтобы спасти Володю от подозрений.
И именно по этой причине она отправилась в гости к Наталье Ивановне, купив бутылку красного сухого вина и круг отличного дорогого сыра. Почему-то ей казалось, что дама, до сих пор украшающая свои шляпки цветами, а запястья браслетами, должна непременно любить красное сухое вино и сыр.
Наталья Ивановна встретила ее, будто ждала. Открыла дверь на первом звонке. Смерила долгим взглядом и кивком пригласила войти.
Инна стащила с себя длинную стеганую куртку, сняла полусапожки. И пожалела, что не надела любимое платье оливкового цвета, отдав предпочтение бархатному домашнему костюму. Потому что Наталья Ивановна была одета так, словно собиралась на партийный съезд. Строгий костюм с юбкой, тонкие чулки, ажурная блузка с брошью. На ногах кожаные туфли на низком каблуке.
— Я, наверное, помешала вам, — забормотала Инна, входя следом за хозяйкой в уютную чистенькую кухню. — Вы куда-то собрались? Извините.
— Да полно вам, голубушка, — махнула рукой Наталья Ивановна, с прищуром вчитываясь в винную этикетку. — Замечательное вино. Мое любимое. Но мне нельзя. Сахар.
— А сыр? Сыр можно?
— Сыр можно. Сейчас чай заварю.
Бутылку хозяйка открыла для гостьи и даже себе налила для приличия, хотя и не пригубила, а сыр принялась нарезать специальной струной — тонко и красиво.
— Я никуда не собралась, дорогая Инна Гавриловна, — призналась она после ритуального знакомства. — Просто привыкла дома так ходить. Муж был партийным деятелем. У нас всегда в доме были люди. Не могла же я их встречать в халате или в тренировочных штанах. Мужа давно нет. Помер. Дом продала. Добро тоже. Купила эту вот квартиру. Без привычных вещей, без шика. Но… Но привычка выглядеть всегда так, как будто в свет собралась, осталась. Ну… К столу?
Инна робела перед этой женщиной, хотя по виду та была ненамного ее старше. Послушно пила вино, ее чай — вкусный и крепкий. Перепробовала дюжину сортов ее варенья — каждого по ложечке.
— Держу для гостей. Мне нельзя. Сахар, — вздыхала Наталья Ивановна и смотрела на гостью с завистью.
Потом они вместе ели сыр, который она принесла. С диетическими хлебцами. Снова пили чай. Начать разговор Инна все не осмеливалась. Ждала выхода хозяйки. И он случился.
— Я так понимаю, вас чрезвычайно занимает вопрос, от чьей руки погибла жена вашего любовника? — спросила она прямо в лоб и с удовольствием заулыбалась, заметив смущение гостьи. — Ну-ну, все мы люди-человеки. У всех свои слабости. И быть любимой и желанной хочется всем. Разве нет?
— Да, конечно, — произнесла Инна тихо. — И да, да, мне интересно, как погибла эта женщина. Володю затаскали в полицию. Мне сказали, что это будто бы несчастный случай. Что Анастасия сама была виновата. Не проявила осторожность. Водитель выезжал будто по всем правилам.
— Да, только парковаться здесь — это разве по правилам? Такую шаланду загоняет во двор! Ни пройти, ни проехать! — возмущенно перебила ее Наталья Ивановна.
— А Володю все равно на допросы без конца вызывают, — закончила свою мысль Инна Гавриловна.
Наталья Ивановна умолкла. И надолго. Сидела, теребя пуговку на пиджачке, смотрела в сырную тарелочку и молчала. То ли обиделась, что гостья не дала ей высказаться, то ли собиралась с мыслями. Инна Гавриловна окончательно расстроилась. И даже каким-то своим задним умом пожалела о том, что потратилась на вино и дорогой сыр.
Визит не имел смысла.
— Наверное, мне пора. — Она привстала со стула, жалко улыбнулась. — Извините, что побеспокоила.
— Вы не доставили мне беспокойства своим визитом, — отозвалась хозяйка чопорно. — Но… Но вот что касается вашей проблемы. Тут вот могут возникнуть беспокойства. Даже проблемы! И еще какие!
— Простите, не поняла.
Инна застыла в нелепой позе, нависнув над столом в полупоклоне. И ей тут же прострелило поясницу.
Не надо было приходить, мелькало в мозгу. И Володе не помогла, и потратилась, теперь вот еще и радикулит подхватила.
— Да нет, это я так, — мотнула головой Наталья Ивановна. — Мысли, что называется, вслух. Просто…
— Да-да?
Инна с трудом выпрямилась, сделала осторожный шажок от стола. Да, дела плохи. В бедро боль отдает. Без уколов не обойтись. Это три-четыре дня неподвижности. А как же Володя? Как он воспримет ее немочь? С его молодой женой таких проблем не возникало. Она гарцевала, а не ходила.
