Он продал все, что имел, перевел все деньги со счетов на банковскую карту и приехал сюда, в огромный город, кишевший людишками. Он еще дома решил, что купит себе здесь достойное жилье, осмотрится, а потом уже устроится на работу. Но вдруг обнаружилось, что всех его денег, вместе взятых, недостаточно для покупки достойного жилья. И все, что он может себе позволить, это скромную однокомнатную квартирку в спальном районе. Он был в ярости! Выезжал с родины вполне себе обеспеченным человеком, а здесь оказался нищим.
— Ненавижу! Ненавижу вас всех! — шипел он от ненависти, молотя кулаками по голым стенам только что приобретенной однушки.
Ох, каких сил ему стоило не сорваться! Каких невероятных сил стоило ему никого не раскроить! Он выдержал и это испытание. И дико зауважал себя. И вдруг в какой-то момент на него снизошло: все, с него хватит. Он больше никогда не причинит вреда ни единой плоти, шагающей по земле на двух ногах. Он больше не убьет. Он найдет удовольствие для себя в чем-то другом.
И нашел! Нашел ту самую улицу, на которой когда-то жил со своими родителями. То есть называлась она именно так. Он там как-то случайно оказался. Прибыл по вызову на другой адрес и наткнулся на указатель улицы с точно таким же названием. Он едва не разрыдался, честное слово. Этот милый, уютный двор вдруг стал каким-то славным островом спасения посреди многомиллионного людского океана. Он стал его Островом Спасения, и он решил там поселиться.
Сначала он просто приезжал туда. Каждый выходной. Набирал бутербродов, пирожков, воды. Выбирал какую-нибудь незаметную скамейку в скверике, усаживался и с удовольствием наблюдал за людишками. И представлял себе разное. Иногда запретное. Иногда не очень.
Когда свободных незаметных скамеек не оказывалось, он просто прогуливался. И даже заводил знакомства. Он научился располагать людей к себе. Здесь же о нем никто ничего не знал. В смысле, о его родословной.
Через два года он там поселился. Надолго. Навсегда. И был почти счастлив. До тех пор, пока его однажды не узнала какая-то тварь! Пока не узнала в нем его прежнего. Не того, кем он теперь стал.
— Ух ты! — воскликнула она, наткнувшись на него во дворе и едва не сбив его с ног. — Какие люди!
— Здрасте, — буркнул он, опустил голову и попытался пройти мимо.
Мало ли, может, девка его с кем-то путает. Он-то ее совсем не знает. Меж ними возрастная разница навскидку лет десять-пятнадцать.
Он попытался ее обойти и забыть. Честно!
Но она прицепилась.
— Надо же… А я вас сразу узнала. Вы почти не изменились. Хотя лет-то сколько прошло! — Девка натянуто улыбалась. — И на той же самой улице… как символично! Надо же…
Она его помнит. Она его знает. Знает того, другого. А у него теперь не те паспортные данные, не те совсем. И если она кому-то проговорится, то это конец! Это будет крахом всей его жизни — спокойной, налаженной. С этим надо было что-то срочно делать. А что?
Пока он думал и озирался, девка куда-то исчезла. И сколько он ее потом среди жителей ни искал, не нашел. И даже немного успокоился. Случайная, совершенно случайная встреча. Надо забыть.
И почти получилось. Как вдруг эта тварь снова возникла на его улице. И подкралась из-за спины. И назвала его по имени. По тому — прошлому имени, из прошлой жизни.
— А что это вы живете на улице с точно таким же названием, а? — Она глумливо ухмылялась, глядя ему прямо в зрачки. — Да еще не под своим именем! Только сегодня узнала, что вы поменяли имя. Надо же…
Похмыкала, похмыкала и пошла себе, о том не подозревая, что только что вынесла себе смертный приговор.
Он дошел за ней до стоянки такси и доехал в другой машине следом за ней до адреса, где она, оказывается, снимала квартиру со своим любовником. Узнать то было несложно. Постоять чуть в сторонке, пока они мимо скамейки идут в обнимку, и послушать, как пожилые тетки плюют им вслед, сопровождая плевки развернутыми комментариями. В этих комментариях было все! Даже номер квартиры.
И он их навестил. И выплеснул из себя все, что в нем сидело долгие годы. За семью замками сидело.
Убив сладкую парочку, он сложил трофеи в вакуумные пакеты. Туда же свою окровавленную одежду. Неспешно принял душ, вымывшись так тщательно, как ни разу в своей жизни не мылся. Надел все чистое. Вышел из квартиры, потом из подъезда никем не замеченным. Уничтожил все трофеи, включая свою одежду, и заехал в ресторан, решив отметить освобождение.
За вторым бокалом вина его накрыл страх. А вдруг эта тварь успела кому-то разболтать о нем? Вдруг поделилась новостями? И тогда следствие выйдет на него достаточно быстро. Стоит им установить личность жертвы, как…
Но следствие ведь может и не установить личность жертвы, не так ли? Точнее, неправильно установить. Надо, срочно надо было сбить следствие с верного пути. Срочно надо было сотворить какой-нибудь плохо поддающийся логике каламбур. И он его сотворил.
Он выкрал чемодан из машины молодой женщины и подбросил его в квартиру, где разлагались убитые им любовники. Ему снова пришлось пачкаться в их крови, чтобы испортить вещи из чемодана, надевать перстень на палец убитой им девки. Снова пришлось тщательно принимать душ. Но успех превзошел все ожидания. Он с великим удовольствием следил за всеми новостями и к тому времени уже знал, чей чемодан подкинул в квартиру.
Несколько дней он наслаждался покоем. А потом началось! Проблема наслаивалась на проблему. Надо было зачищаться. Надо было убирать свидетелей, которые могли что-то видеть, могли о чем-то догадаться. Даже если не видели и не подозревали, он все равно должен был от них избавляться. Он выпустил джинна из бутылки! Все…
Он на мгновение прикрыл глаза и прислушался. Тихо, как же тихо в квартире! Он наслаждался этой тишиной. Он любил ее. Он старался не прислушиваться к звукам извне. Старался не замечать, как шуршит вода по трубам, как гремит лифт в подъезде, как хлопают двери. Этого ничего не существовало, когда он был один в своем жилище. Один.
Он распахнул глаза и осмотрел свои руки. Тонкие медицинские перчатки плотно охватывали пальцы. Пальцы не дрожат, потому что он уверен в себе. Потому что все просчитал. И осечки на этот раз не будет. Ему нужно сделать кое-что. Добавить последний, маленький штрих, и он станет совершенно свободен. Свободен от страхов быть разоблаченным. Свободен от страхов быть посаженным за решетку. Туда ему нельзя. Там его убьют, как его отца. Прямо на второй день. В камере предварительного заключения. Там убили отца. Он даже суда не дождался.
И его убьют, если он не подчистит все до конца.
Он взял в руки упаковку с лекарствами. Осторожно, за самый краешек. И вышел из своей квартиры. В нужном месте он очутился уже очень скоро. Без лишних проблем вошел. Заперся изнутри. Вдохнул, выдохнул. Мысленно попросил прощения у очередной жертвы и тут же мягко улыбнулся. Жертва останется жива. Он не причинит ей боли. Он просто свалит на нее часть своей вины, и только. Она, а не он должна будет сесть в тюрьму за отравление старой женщины, которую вынесли сегодня на носилках из дома. И на нее же падут подозрения в убийстве. Она же, она столкнула под колеса длинномера Настю Скворцову. Из ревности. Из дикой ревности.
