– А почему ты с ним сейчас не разведешься? – сочувственно спросила Вика.
– Не знаю. Сначала боялась даже думать о том, чтобы как-то напомнить ему о себе. Потом, когда адвокат занялся квартирой, мне развод не нужен был. Да и сейчас не нужен. Я же не собираюсь замуж еще раз.
– Ох, бедная ты моя, – Вика слезла со стремянки и подошла к ней. Элиза вдруг поняла, что в глазах подруги наконец-то стала нормальной, такой, как все: не холодной стервой, поучающей ее жизни, хотя сама этой жизни и не видела. Такой, настоящей, где не все вокруг в розовых тонах, а желания исполняются по мановению волшебной палочки, где есть место ненависти, предательству и отчаянию. Она стала женщиной, которая тоже кое-что пережила. Элиза давно заметила, что в России почему-то именно такие женщины пользуются уважением и сочувствием. – Надо обязательно развестись. Тебе всего двадцать шесть, вся жизнь впереди. Вдруг ты скоро встретишь – или даже уже встретила – того, с кем захочешь связать свою жизнь?
– Опять ты за свое! – всплеснула руками Элиза, уже жалея о своей откровенности. – Я же тебе сказала, это даже не было свиданием!
Хорошо еще, что она не упомянула про поцелуй, Вика с нее точно не слезла бы. Вот она бы, а вовсе не сама Элиза, уже выбрала бы цвет занавесок на кухню Максима и назвала их детей.
Вдвоем с ванной и кухней они справились достаточно быстро, и Вика наконец ушла. Последние несколько минут, когда подруга уже одевалась в свою одежду, продолжая охать над несчастной Элизиной судьбой, той хотелось слегка подтолкнуть ее, придать ускорения. Наконец дверь за Викой закрылась, и Элиза рванула в ванную, стащила с себя футболку и повернулась спиной к зеркалу, разглядывая на коже точно такую же родинку: два выпуклых коричневых бугорка, соединенных тоненьким мостиком.
Но как? Как такое возможно?
Они не могут быть сестрами! Вика как-то упоминала, что ее отец погиб, когда она была еще маленькой. Куда делись его настоящая жена и дочь, Вика то ли не знала сама, то ли просто не говорила, но теперь Элизе казалось, что они уехали отсюда. Если бы все еще жили здесь, Вика бы знала их. Что если она – та самая дочь? Что если отец Вики не погиб, а просто уехал вместе с семьей, а мать сказала ей, что погиб?
Нет, не может быть. Вика говорила, что та девочка была старше нее на два месяца, а Элиза младше на год. Да и родители уехали отсюда задолго до ее рождения. Но одинаковые родинки, доставшиеся обеим от отца… Нет. Элиза тряхнула головой. Это Вике она досталась от отца. Не Элизе. Или и ей тоже?
Она выскочила из ванной и нашла в шкафу гостиной большой семейный альбом, который прихватила с собой, сбегая из Праги. Пролистнула толстые картонные страницы, нашла снимок, где они втроем – она, папа и мама – отдыхали на пляже. Папа стоял спиной, и на ней не было никакой родинки. Элиза выдохнула, только сейчас понимая, что забыла дышать. Они не сестры. Ее отец не тот мужчина, который жил на две семьи, а потом уехал, бросив любовницу и дочь.
Но как же родинки?
Элиза взяла телефон, собираясь позвонить Тамаре Самойловой. Если кто-то и может что-то знать, то она. Тамара была тем самым человеком, который однажды появился на пороге квартиры Элизы, чтобы спасти ее. Точнее, Тамара просто была в Праге то ли на отдыхе, то ли по делам, и заскочила к старым знакомым. Наверное, она хорошо общалась с родителями Элизы, ведь откуда-то знала их адрес. Но о том, что они погибли несколько лет назад, ей было неизвестно. Увидев Элизу, она сразу поняла, что той нужна помощь.
Это Тамара уговорила ее бежать, Тамара помогла собрать вещи. Тамара сказала, что ей есть где жить, привезла в этот городок, устроила на работу в школу, нашла адвоката, чтобы решить вопрос с квартирой в Праге. Тогда Элиза была слишком побита старой жизнью и впечатлена новой, чтобы удивляться, зачем практически незнакомой женщине все это нужно. Потом, узнав ее чуть ближе, поняла: Тамара просто такой человек. Ей нравится заботиться обо всех вокруг, помогать, подставлять плечо, быть со всеми в хороших отношениях. И сейчас она единственная могла пролить свет на то, что связывает Элизу с отцом Вики.
Длинные гудки в трубке сменяли один другой, а Тамара не спешила отвечать.
* * *
Никаких особенных дел на сегодня Яна не планировала, а потому, проснувшись, позволила себе немного поваляться в постели с телефоном. Полистала соцсети, написала пару комментариев в инстаграме, наставила лайков всем, кому зажала раньше. Она слышала, что отец уже тоже проснулся, ходит по дому, иногда тихонько хлопая дверями, но вставать не торопилась. Тем более как раз пришло сообщение от Шурки. Тот интересовался, сильно ли ей вчера перепало, а узнав, что отец не очень-то и сердился, предложил встретиться вечером. Яна ответила, что подумает.
Она все еще не чувствовала себя влюбленной, но внимание старшего на четыре года парня ей льстило. Это тебе не сопливые одноклассники, которые еще в прошлом году были на голову ниже всех девчонок. Повезло, что хоть за это лето вытянулись и возмужали, а то и посмотреть было бы не на что. В конце концов, она же не замуж за него собирается. И что бы там ни думал отец – до секса тоже едва ли дойдет. Она, конечно, современная девчонка, девственность для мужа сохранять не станет, но все же хочется, чтобы первый раз это было по любви. С Шуркой максимум – пара поцелуев, но он пока и с ними не торопился. И это Яне тоже нравилось.
Вскоре в онлайн вышла и Алиса.
«Поможешь мне вечером разобрать вещи?» – первым делом написала она Яне.
«Какие еще вещи?» – удивилась та.
«Я вчера ушла жить к отцу».
Яна только хмыкнула. Видимо, тетя Тамара устроила подруге знатную головомойку из-за ночных походов в лес. С Алиски, конечно, как с гуся вода, подуется немного и обратно вернется, жить с мачехой и сводной сестрой она долго не может. Но помочь подруге устроиться на новом месте – святое дело. Пришлось пожертвовать свиданием с Шуркой.
Они с Алисой продолжали переписываться о всякой ерунде, когда в вайбер пришло сообщение с незнакомого номера. Яна удивленно вздернула брови, но прежде, чем успела открыть его, написала Алиса:
«Ты видела это???»
Яна еще торопливее развернула новое окно и шумно выдохнула. Ей прислали несколько фотографий, и на всех была одна и та же картина: поляна, на которой они вчера проводили ритуал, а из-под земли торчит рука убитой Инги Подгородцевой, снятая с разных ракурсов.
Стало почему-то очень страшно и неуютно даже в собственной комнате. Быстро обсудив фотки с Алисой, Яна откинула одеяло и торопливо вышла в гостиную. Из кухни доносились приглушенные голоса: наверное, отец смотрел телевизор. Яна не стала даже умываться, сразу пошла к нему.
Он сидел за столом, держа в одной руке чашку, а другой листая что-то в телефоне. Выглядел то ли не выспавшимся, то ли чем-то недовольным. Вчера вечером он вернулся, когда Яна, убрав на кухне и вымыв посуду, читала в своей комнате. К ней не заходил, возможно, решив, что она уже спит, и Яна не знала, случилось что-то сегодня или еще вчера. Возможно, что-то с этим расследованием. Папа был не рад, что пришлось в нем участвовать. Яна мечтала стать следователем, но в глубине души понимала, что он никогда не позволит после того, что случилось с Мишкой.
