– У тебя жар. Ты пила что-нибудь от температуры?
Она помотала головой, и не соглашаясь, и не отрицая.
– С детства помогает только холодный душ, а у нас отключили воду.
Ей больше не пришлось ничего говорить. Максим подхватил ее на руки, и Элиза обняла его за шею, позволив себе наконец немного расслабиться. Несильно, чтобы не поджечь его дом, но необходимо для того, чтобы не потерять сознание.
Он внес ее в ванную, ногой распахнув дверь, вместе с ней шагнул в душевую кабину и повернул кран с холодной водой. Ледяные струи почти сразу принесли облегчение. Элиза чувствовала, как каждая капля, разбивающаяся о кожу, прибивает огонь, заставляя его отступать. И волосы, и одежда промокли насквозь, холодной пеленой липли к коже, но ей казалось, что еще никогда она не испытывала такого наслаждения. Дышать стало легче, и даже сердце забилось спокойнее.
Максим попытался сделать воду теплее, но Элиза остановила его.
– Не надо.
– Ты замерзнешь и заболеешь еще сильнее.
Она мотнула головой.
– Оставь, пожалуйста.
Максим покорно убрал руку от крана, но продолжал поддерживать ее за талию, хотя она уже твердо стояла на ногах. Только осознание того, что он тоже стоит с ней под ледяным душем, и ему, в отличие от нее, это ни капли не приятно, заставили ее открыть глаза.
– Тебе нужно уйти, – сказала она. – Мне уже лучше, я не упаду. А вот ты действительно заболеешь.
– Я не оставлю тебя, – категорично заявил Максим.
– Ты промок, нужно переодеться.
– Ты тоже.
– Да, и найти одежду мне, – Элиза улыбнулась, но губы дрожали не то от холода, которого она не чувствовала, не то от напряжения.
– Ты точно не упадешь в обморок?
– Мне лучше, честно. Это всегда помогает.
Максим наконец чуть ослабил хватку, но руки убрал не сразу, как будто боялся, что она не устоит без него.
– Я не буду закрывать дверь, хорошо? Если станет плохо, зови. И сделай воду чуть теплее, не то точно околеешь.
Элиза кивнула и снова улыбнулась. Как давно о ней никто не заботился! Когда Максим вышел за дверь, оставив ту чуть приоткрытой, Элиза прямо там, в душе, стащила с себя мокрую одежду, вопреки всем своим правилам бросила ее на пол и лишь чуть-чуть добавила горячей воды, чтобы она стала теплой. Огонь внутри почти погас, но она еще около пятнадцати минут стояла под водой, чтобы убедиться в отсутствии опасности.
Максим подходил к двери раз пять, но каждый раз она отвечала, что с ней все в порядке. И эти вопросы были, пожалуй, еще приятнее каплей воды на коже.
– Возьми себе полотенце в шкафу возле стиральной машины, – велел он в последний раз. – Фен возле зеркала. Я положу одежду на стул возле двери и согрею чай с лимоном.
Элиза улыбнулась и даже не стала закрывать дверь, выйдя из душа. Выбрала в шкафу самое большое коричневое полотенце – наверняка его. Янины, должно быть, вот эти, розовые и желтые. Завернулась в него и долго смотрела в большое зеркало, которое не запотело, а наоборот, покрылось холодными каплями конденсата.
Внутренний голос подсказывал, что нужно быстро сушить волосы, одеваться и уезжать, пока Максим не начал задавать вопросы. К черту чай с лимоном, сначала нужно придумать, что ему говорить. Но уезжать не хотелось. Хотелось долго пить горячий чай – теперь она могла себе его позволить – заедать его кислым лимоном, сидеть на кухне и болтать. О разных глупостях. Вот так, прямо в большом полотенце и сидеть, ловить взгляды Максима на себе. Макать лимон в сахар и пытаться съесть его, не скривившись. Потом подбирать пальцем рассыпавшиеся крупинки со стола. Наливать новую порцию чая и все повторять сначала. Такие милые, естественные желания, которые она уже очень давно себе не позволяла.
Яны нет дома, а значит, никто им не помешает.
Пришлось идти на компромисс с чертовым внутренним голосом. Домой она не уехала, но и пить чай в полотенце не стала. Немного подсушила волосы, чтобы с них не капало на пол, и вышла из ванной за обещанной одеждой, заодно прислушиваясь к звукам в доме. Максим явно находился на кухне: там едва слышно гремела посуда, а в остальном было тихо.
На стуле возле двери ее ждали широкие спортивные штаны, судя по размеру, Янины, и его футболка. Правильный выбор. Яна меньше нее, ее одежда не налезет, разве что безразмерные штаны, которые на ней станут бриджами, а его одежда будет велика. Элиза проигнорировала штаны, взяла только футболку. Она смотрелась почти как нормальное платье. По крайней мере, в гардеробе Элизы были вещи и поменьше, в которых она позволяла себе иногда ходить в ночные клубы.
– Пахнет вкусно.
Максим резко обернулся, наверное, не услышал, как она вошла. Скользнул по ней взглядом, не удержался на лице: пробежался по футболке, которая едва прикрывала верхнюю треть бедер, посмотрел на ноги, а затем неловко кашлянул, снова возвращаясь к чайничку и старательно не глядя на нее.
– Штаны не подошли?
– Мне жарко.
– После ледяного душа?
Элиза пожала плечами, давая понять, что другого ответа не будет. Сам он, видимо, прилично замерз, потому что теперь на нем был гораздо более теплый свитер, чем тот, в котором он вынужден был принимать душ.
Максим снова искоса посмотрел на нее, продолжая заниматься чаем.
– Откроешь печенье? – Он кивнул на жестяную банку с изображением странноватых танцующих печенек.
Элиза подошла к нему, теперь стараясь тоже на него не смотреть. Все-таки зря она не надела штаны, вдруг Яна ушла ненадолго и сейчас вернется? Вот будет здорово, если она застанет свою учительницу дома в одной футболке своего отца. Однако теперь уже возвращаться за штанами казалось глупо.
Банка не желала открываться.
– Давай я.
Максим забрал у нее печенье, нечаянно коснувшись рукой ее пальцев. Рука была горячей, наверное, от чая. Элиза едва не дернулась, а голова на мгновение закружилась почти так же, как когда она стояла на его пороге и стучала в дверь. Огонек вспыхнул внутри, но вовсе не тот, который причинял боль. Этот казался приятным, от него хотелось избавиться другим способом.
Кого они обманывают? Ведь оба прекрасно знают, что до чая дело если и дойдет, то гораздо позже. Потому что ни один из них этого чая сейчас не хочет. Ни с лимоном, ни без.
Элиза подняла голову, чтобы посмотреть на него, но не успела. Сильные руки, так крепко державшие в душе, развернули ее к себе, а губы впились в ее губы с той самой страстью, которая копилась в обоих со вчерашнего дня. Или даже, возможно, с первой встречи. Или со второй. Не важно.
Голова закружилась сильнее, ноги стали ватными, а огонь разгорелся ярче. Странно, если описывать это словами, то ее состояние походило на то, в каком она пришла к нему, но теперь не причиняло дискомфорта. Напряжение между ними должно было рано или поздно найти выход. И если бы не проклятый огонь, нашло бы еще вчера.
