Дверь тихонько скрипнула, открываясь, и захлопнулась за ним почти бесшумно. В квартире стояла оглушающая тишина, но стоило Максиму пройти в гостиную, как он ошеломленно замер. Везде были видны следы пожара: сожженные наполовину занавески на окнах, обугленный диван, шкаф, превратившийся в пепел ковер. Огонь наигрался здесь вдоволь, но при этом не сжег всю комнату, а как будто потрогал огненными пальцами обстановку и отступил. Ту же самую картину Максим увидел и в спальне. Только там пейзаж дополняли валяющиеся на полу пустые пластиковые бутылки от воды. Еще несколько пятилитровых канистр нашлись в ванной комнате, а сама ванная была наполовину заполнена водой. Не чистой и прозрачной, а грязной, почерневшей от плавающих на поверхности кусков… Максим даже не хотел думать, чего именно. Кристина ведь говорила, что управлять одной основой гораздо сложнее, чем всеми, и сейчас он понял, что Элизе не всегда это удается.
Максим не представлял, каково это – всю жизнь жить с бушующим внутри огнем. Будь он на ее месте, разве не захотел бы завершить ритуал, чтобы иметь возможность хотя бы не страдать самому? Да, ради этого придется убить пять человек, но он не был на ее месте, не знал, что она испытывала, а потому имел ли право судить ее? Ей было всего пять, едва ли она шла на ритуал осознанно.
Он потер плечо, на котором под курткой и футболкой остался обожженный след от ее ладони. Наверняка она сразу увидела его. И поняла, что им лучше разорвать отношения, пока не сдала себя. Он поступил бы так же. Или нет? Постарался бы держаться рядом, чтобы иметь доступ к информации. Как Шурка старался держаться рядом с Яной. Он не стал бы с ней спать, потому что выдал бы себя, изображал бы дружбу. Поведение Элизы было нелогичным, возможно, она все-таки не убийца.
Максим покачал головой, понимая, что снова всеми способами пытается оправдать ее.
Одно ясно: Элизу ему не найти. Нужно каяться Первушину и объявлять ее в розыск. Еще один только звонок – и дальше он расскажет все следователю.
Он вернулся домой, когда от питерского знакомого как раз поступила нужная информация. Анастасия, тетка Элизы, жила совсем недалеко от Лесного. Но в нынешних условиях – почти как на другой планете. Максим жалел, что дороги перекрыты, и он не может поговорить с женщиной лично. По телефону – не то. По телефону ему пришлось только десять минут объяснять ей, кто он и чего хочет. И еще двадцать – уговаривать рассказать всю правду.
– А черт с ним! – наконец вздохнула Анастасия. – Столько лет прошло, да и Нинка давно умерла, никакое обещание я не нарушу. Когда Сережа и Вера погибли при пожаре, их дочь, Лизу, увезли в больницу с сильными ожогами. Честно говоря, никто и не надеялся, что она выживет. Но прошли сутки, как говорили врачи, критическое время, когда все токсины проникли в кровь и внутренние органы должны были отказать, а она не умерла. Нина приехала из Москвы и добилась перевода Лизы туда, в какую-то крутую больницу. Они с мужем были известными спортсменами, перед ними многие двери распахивались как по волшебству. Через несколько месяцев Нина позвонила мне и сказала, что Лиза стремительно поправляется, представляете? Уж не знаю, как так повезло девчонке. Ее жизни больше ничего не угрожало, даже следы от ожогов заживали быстро. Нина с мужем ее удочерили. Водили к каким-то психотерапевтам постоянно, которые с ней работали. Потому что залечить душевные раны оказалось гораздо сложнее телесных. А потом они все уехали в Чехию, и больше я их не видела. С Ниной перезванивались иногда, я знала, что девчонка все забыла. А они даже не стали ей говорить, что она приемная, боялись, это всколыхнет воспоминания.
– А как быть с возрастом Лизы? – уточнил Максим. – Дочь Нины младше дочери Сергея на целый год. В нашей стране закон позволяет изменить возраст ребенка при усыновлении только на три месяца, да и то при условии, что малышу меньше года.
Анастасия только хмыкнула.
– А в соседней стране можно убрать целый год в любом возрасте. Что лично мне кажется более правильным в некоторых ситуациях. Лиза много времени провела сначала в больнице, затем просто на реабилитации, в том числе у психотерапевтов. А ведь ей было уже почти шесть, скоро в школу. Честно говоря, я не знаю точно, что там Нина с Колей, мужем своим, крутили с документами, но в итоге год они Лизе убрали. Это было необходимо, чтобы она не отстала от сверстников. Я ж говорю, перед ними многие двери открывались…
Теперь все сходилось. Лиза Соколова и Элиза Новакова – один человек. Ее возраст уменьшили на год, сила Огня не только губит ее, но и позволяет выжить. Шрамы от ожогов исчезают на ней бесследно.
У Максима больше не осталось повода не звонить Первушину. Это будет уже сокрытие важной информации, как бы ни относился он к Элизе. Следователь ответил быстро, и впервые в его голосе не было слышно недовольства. Как будто старая ищейка, наконец взявшая след, снова почувствовала вкус к жизни.
– Александр Семенович, мы ошиблись. Погибшая в лесу девушка не Соколова, а Баринова. Нужно объявить в розыск Елизавету Николаевну Новакову, – без предисловий начал Максим. – Она преподает в нашей школе английский язык. Она и есть Елизавета Соколова, хозяйка Огня.
Максим почти наяву увидел, как следователь выпрямляется в кресле и перехватывает трубку покрепче.
– Ну-ка, объясни.
Он подробно изложил результаты поисков, общение с сестрой Сергея Соколова и свои выводы.
– Так-так-так, – пробормотал Семенович. – Грамотно рассуждаешь. Но с чего ты решил, что она хозяйка Огня, а не Смерти?
Максим усмехнулся. Надо же, оказывается, мы тоже верим в ритуал. А ведь изображали такого скептика, признавали мотивом только месть. Для мести все равно – хозяйка Огня или Смерти Элиза, месть вообще не предполагает разницы.
– Я был у нее дома. Там все сожжено. Да и просто… есть поводы так думать.
– А, ну да, у вас же с ней были шуры-муры, – хмыкнул Семенович. – Я что-то такое слышал. Только вот печаль, Васильев: женщина в лесу не может быть Людмилой Бариновой.
– Почему? – теперь в кресле выпрямился Максим. – Вы уже сверили отпечатки?
– Еще нет, но дело не в них. Людмила Баринова умерла шестнадцать лет назад. Но даже если предположить, что это ошибка – намеренная или случайная – и меня ввели в заблуждение, то все равно та девушка не Баринова. Баринова еще в тюрьме родила ребенка, а наша лесная фея не то что никогда не рожала, а вообще была девственницей.
* * *
– Ребенка? – переспросил Максим. – Когда?
– Да через несколько месяцев после того, как ее посадили. – В трубке послышалось шуршание, как будто следователь листал какие-то бумаги. – Видимо, во время ареста она уже была беременна. Я пока подробностей не знаю, мне только что информацию прислали.
– А это не может быть Шурка?
– Да ну, какой Шурка? – следователь даже рассмеялся. – Шурке и лет-то поменьше, да и родителей его я хорошо знаю. А там вроде девчонка родилась.
Первые два аргумента едва ли теперь могли убедить Максима. У Элизы ведь тоже и родители были известны, и возраст не сходился, а в итоге все оказалось неправдой. Если бы Шурка был ребенком давно погибшей Людмилы Бариновой, это объясняло бы, как Элиза подбила его на убийства. Месть за мать могла стать хорошим поводом. Но вот то, что у Бариновой родилась девчонка, делало невозможным такое предположение.
