— Правильно мыслишь, — довольно улыбнулся Хунько. — Я пользу администрации приношу, администрация меня поддерживает. Нормальная ситуация.
— А там у тебя что? — Иваныч махнул на невидную от окна сумку.
Хунько, не вставая, наклонился к двери, подтащил сумку к столу.
— Это чтобы тебе нескучно было дома сидеть. От администрации. Ну и от меня лично. Понял?
— Понял.
Иваныч уже некоторое время накручивал левый ус, и теперь он топорщился в углу рта восклицательным знаком. Тарас, видимо, что-то почувствовал, замер в ожидании, забыв присесть.
— А знаешь-ка, — вдруг весело блеснул глазами старик. — Оставляй. Капитализм ведь, сам говоришь. Нормальная ситуация! Как спорт.
— Вот, — обрадовался пониманию Хунько. — Так я могу на тебя положиться?
— Можешь! — твердо заявил дед. — Все будет как надо. Не подведу!
Промелькнуло в интонациях Федора Иваныча что-то не то. Хунько, вероятно, это уловил: пару секунд молчал, пытаясь разобраться. Но, судя по всему, не разобрался. А хозяин уже вставал, негостеприимно отжимая будущего депутата к двери.
— Во сколько митинг-то? — Вопрос донесся уже с терраски.
— В одиннадцать начало, — доложил Хунько, с треском распахивая дверь на улицу.
— Понял, учту, — кивнул Иваныч с порога.
— Рад был повидаться, — помахал на прощанье Тарас.
— Калитку не забудь закрыть, — бросил дед и захлопнул дверь.
Свет над крыльцом погас, и Хунько некоторое время стоял, привыкая к темноте. Передернул плечами — видимо, после теплой кухни на улице казалось знобко. Увидев в окне Федора Иваныча, шагнул из зоны видимости, потом осторожно, держа перед лицом руку, двинулся сквозь ветки к машине. Кое-как добравшись до ограды, воровато обернулся, сдернул с калитки проволочный хомут и зашвырнул через переулок на соседний участок.
— Сука, — прошептал, как через губу сплюнул, Тарас.
Машина в ответ пропиликала, зажглись фары, салон осветили разноцветные огоньки приборной панели. Пробравшись за руль, Хунько резко хлопнул дверью и скривился. И то ли подсветка приборов дала такой эффект, то ли стекло в двери тонированное — но на секунду показалось, что за рулем сидит мертвец: бледно-зеленая обвислая кожа, гнилой изгиб рта, провалы глазниц… Но вот Хунько наклонился вперед, и наваждение исчезло.
Тарас завел машину, уже было тронулся назад, но тут же затормозил. В свете фар возникли какие-то тени, почти сразу же оформившиеся в две мужские фигуры — одну высокую и худую, в длинном пальто, и вторую — более приземистую, в телогрейке. Тот, что пониже, держал под мышкой длинный футляр с лучисто поблескивающими в свете фар замками.
Мужики подходили все ближе, когда до них оставалось не больше трех метров, «Мерседес» начал сдавать задом, вроде как пятясь. Они дошли до калитки и остановились, а машина продолжила движение из переулка. Свет фар слабел, потом ушел в сторону: «Мерседес» развернулся и, моргнув красными огнями, исчез.
— Это Хунько был, — проговорил Юрий Гри-горич.
— Точно, — согласился отец Димитрий.
— К Иванычу зачем-то заезжал.
— Взятку давал, — отозвался Иваныч из темноты сада. — Алкоголем заморским и разнообразными консервами.
— За что это? — спросил темноту Пономарь.
— Чтобы я им завтра праздник не сорвал, — самодовольно заявил старик.
— И ты согласился?
— Со всей пролетарской решительностью! Выпивать будем?
— Будем! — кивнул отец Димитрий.
— Главное, к одиннадцати не проспать, — предупредил старик. — А Федькину я на той неделе жып заминирую.
— Кого?
— Жып. Он его на нетрудовые доходы купил.
— А, джип! — догадался Юрий Григорич.
— Ну да, жып! В прошлый раз еще…
Глава 18
…волнами проходился по заросшему травой двору. Низко стелющиеся тучи нет-нет, да и сыпали на землю порции мелкого, похожего на пыль дождя. Площадка за детским домом выдавалась в сторону оврага полукругом, огороженным низкой бетонной балюстрадой. Пузатые столбики местами раскрошились, обнажив ржавый арматурный каркас.
— Ну как?
Треск сварки прекратился, и Вадим Алексеевич убрал ладонь от глаз. Он стоял на верхней ступеньке небольшой лестницы, спускающейся ко входу в подвал. Внизу, на узкой площадке перед дверью копошился сварщик, закутанный в грязную кожаную куртку. Едко пахло горелой краской и раскаленным железом.
— Хорошо, говорю, прихватил?
Арсен — пожилой, медлительный армянин из автосервиса у станции — поднял глухое забрало маски и принялся критически осматривать шов, постукивая по нему молотком. Окалина отваливалась, обнажая блестящую, отливающую синевой полосу металла.
— Намертво, — вынес он наконец свой вердикт.
— Ну тогда вылазь.
Арсен неспешно смотал провода, засунул электроды в пачку и, покряхтывая, поднял сварочный аппарат наверх. Неспешно стащил толстые брезентовые перчатки, достал сигареты, закурил.
— Намертво! — снова с чувством произнес он.
— Молодец. А то, видишь, чуть нас не обнесли!
— Скоты, — покачал головой Арсен. — Убивать таких надо.
— Ладно. Сколько мы должны?
— Э, зачем так говоришь? — огорчился сварщик.
— Ну пошли тогда, хоть чайку попьем.
— Нет. Поеду.
Здесь, у стены дома, ветра почти не было, хотя тополя на аллее размашисто качались из стороны в сторону. У самой балюстрады копошились трое пацанов — играли в ножички. Чисто теоретически игра с ножами была запрещена внутренним распорядком, но Вадим Алексеевич, сам в детстве любитель этой игры, не торопился пресекать забаву. Он подошел к открытому окну первого этажа и, свистнув, попросил вытащить сварку из розетки. Арсен принял провод, аккуратно обмотал вокруг аппарата.
— Спасибо, генацвале!
— У нас надо говорить «ахпер», — показав в улыбке редкие крупные зубы, поправил Арсен.
— Спасибо, ахпер.
— Всегда пожалуйста, Вадик-джан. Поеду.
Натужно пыхтя, Арсен потащил сварочный аппарат за угол. Вадим спустился к двери, подергал ручку, но скорее для проформы: блестящий, в наплывах, шов выглядел основательно. Завхоз взбежал по ступенькам и, чуть помедлив, направился к детям. Заметив его, ребята прекратили игру — было видно, что напряглись. Один из них, Игорь Старостин, скрытным движением спрятал ножик в карман.
— Ну как? — поинтересовался Вадим Алексеевич. — Кто выиграл?
— Леха, — ответил одни из пацанов.
— Молодец. Только что будет, если директор в окно выглянет?
