Вот только узел этот! Во-первых, мешает, а во-вторых, в охранное с шубой не поедешь. Прежде чем за помощью обращаться, надо было шубу в Каширу отправить.
Москву Тараканов знал плохо — бывал в Первопрестольной раз пять, не более, и все время в центральной части. Боясь заплутать и даже примерно не представляя расстояний, он кликнул извозчика:
— На Мясницкую, а потом на Большой Гнездниковский.
— Три двугривенных положите?
— А за полтинник?
— Эх, мил человек, только для тебя, поехали.
Отправив посылку с шубой в Каширу с Главного почтамта, Тараканов поехал в Охранное отделение. Он показал дежурному надзирателю свою карточку и спросил, где ему можно увидеть Поликарпова. На его счастье, тот был на месте.
— А, туляк! Здравия желаю, — сказал Поликарпов, протягивая Тараканову руку. — Чем обязан?
— Здравствуйте. Мне бы приватно с вами побеседовать.
— Приватно? Ну пойдем в агентскую, там сейчас нет никого.
В большой, саженей шесть квадратных, комнате действительно никого не было.
— Ну, рассказывайте. Хотя давайте сначала познакомимся, в прошлую нашу встречу мы так друг другу по-человечески и не представились. Меня звать Вениамин Васильевич, а вас?
— Осип. Осип Григорьевич.
— Замечательно. А вот теперь слушаю.
— Вениамин Васильевич, вам известно, что один из напавших на нашу почту не разыскан?
— Да. Я же его установлением и занимался, вместе с вашими жандармами.
— По добытым нами сведениям, сбежавший не только организатор всего налета, но и непосредственный убийца стражника. Мне удалось узнать его предположительное местожительство в Москве. А один я его задержать не смогу.
— Да, зверь, по всей видимости, крупный. То, что горячку пороть не стали и к нам пришли — за это хвалю. А откуда, позвольте спросить, вам стал адрес известен?
Тараканов замялся.
— Я не ради праздного любопытства спрашиваю, мне хочется узнать, надежен ли источник ваших сведений?
— Вполне надежен.
— Понимаю. Агент сообщил. За то, что про агента молчите, тоже хвалю. Я вам помогу. Какой адрес?
Тараканов назвал.
— Тэк-с. Это у нас первый участок Тверской части, земля Власова. Это очень хорошо. С Власовым мы приятельствуем. Пойдем к нему.
— Я могу извозчика.
— Не надо, тут близко.
В участке Тараканов и Поликарпов пробыли недолго. Власов, внимательно выслушав коллегу, первым делом сходил к заведующему паспортной частью и от него узнал, что саратовский потомственный почетный гражданин Зундштрем выписан еще 21 декабря. В листке убытия значилась Финляндия. Вместе с ним в квартире были прописаны три дамы: две крестьянки — псковская Матрена Митрофанова Сафронова, двадцати четырех лет, ярославская Мария Иванова Бубнова, тридцати восьми лет, и петербургская мещанка Степанида Никифорова, сорока одного года. Все дамы тоже значились убывшими в Гельсингфорс.
Потом втроем поехали на Малый Знаменский. Старший дворник дома № 6 рассказал, что Зундштрем проживал в квартире вдвоем с невенчаной женой, лет на двадцать его моложе, держал кухарку и горничную. Поселились они с год назад, хозяин назвался инженером. Супруги жили тихо, никого не принимали, но сами вечерами часто уезжали из дома, приезжали поздно и навеселе, видно, любили покутить. Квартиросъемщиком инженер был великолепным, не сквалыжничал, за носку дров давал по три рубля в месяц. Иногда он на несколько дней пропадал, уезжал в командировки. А когда из последней вернулся, велел его срочно выписать.
— Это надоть, перед самым Рождеством уехал! Я думал, мне красненькая от него на праздник очистится, а он уехал! — причитал дворник. — Сказал, дела срочные у него объявились, и дня ждать не стал.
— А обстановка?
— Всю продал управляющему. За копейки. Там мебель — как у генералов, а он за все про все три сотни получил. Наш управляющий от такой сделки весь светился. Через три дня новые жильцы заселились, так он им эту обстановку за полторы тысячи всучил, и те рады были, потому она дороже стоит.
— Значит, в квартире новые жильцы живут? Пойдем, я с ними познакомлюсь, — сказал Власов.
Они поднялись на второй этаж и позвонили в правую дверь. Открыла курносая горничная в белом переднике.
— Барина нет, господа.
— А барыня?
— Барыня дома.
— Доложите, что к ней из полиции пришли.
Горничная ушла в глубь квартиры, через минуту вернулась и пригласила в гостиную. Там их уже ждала миловидная женщина лет двадцати пяти.
— Чем обязана, господа?
— Губернский секретарь Власов, из первого участка Тверской части. Это мои коллеги. Мы разыскиваем прежних жильцов этой квартиры.
— Тогда вы обратились не по адресу. Я прежних жильцов не знала. Квартиру мы с мужем сняли по объявлению.
— Скажите, а не осталось ли от прежних жильцов каких-нибудь вещей?
— Все, что вы видите вокруг. Мы поженились недавно, собственной мебелью обзавестись не успели, а тут такое удачное предложение — отличная квартира и прекрасная мебель за весьма умеренную плату.
— Я имел в виду личные вещи: документы, письма, фотографии.
— Нет, не было ничего.
— Была карточка, барыня.
Все обернулись к стоявшей у порога горничной.
— Помните, вы мне шкап велели передвинуть на новое место? Вон, дворник мне помогал.
Дворник кивнул в знак согласия.
— Шкап сдвинули, я из-за него сор стала подметать, гляжу — карточка. А на ней барыня изображена.
— Куда же ты ее, Глаша, дела? — спросила хозяйка.
— А на свой сундук приклеила, уж больно на барыне платье красивое.
Власов подошел к горничной.
— А ты не могла бы нам эту карточку показать, милая?
— Так вы ее заберете?
— Заберем. А взамен я тебе дамский журнал пришлю.
— Ух ты! А не обманете?
— Зачем мне тебя обманывать? Мне дамский журнал по случаю достался, и он мне ни к чему.
Горничная сходила на кухню и вернулась с фотографией.
На ней была изображена красивая девушка лет двадцати. Она сидела вполоборота к фотографу, в отведенной в сторону правой руке держала папиросу в длинном мундштуке, а в левой — бокал, очевидно с вином. Девушка призывно улыбалась. Внизу карточки было напечатано: «Кабинет-портрет. Фотография Янсона Г. А. Фонтанка, 71. Негативы хранятся». Власов перевернул фотографию. На обороте красивым женским почерком была сделана надпись: «Папке от Матильды».
— Знакома тебе сия персона? — спросил Власов у дворника.
