— А где же ее найти, вы не скажете?
— Где она сейчас, я не знаю. Деньги-то на мальца она мне всегда посылала аккуратно, из Москвы, и я ей туда писала, на Главный почтамт, до востребования, о Ванюшкиной жизни рассказывала. А в декабре получила от нее сто рублей и письмецо, где пишет она, что, мол, вынуждена уехать и адрес свой не может сообщить, потому как еще сама не знает. И вот почитай два месяца никаких известиев от нее не было. Только на прошлой неделе пришло письмо и перевод на пятьдесят рублев.
— Откуда?
— Город так чудно называется, никак не запомню. Сейчас.
Женщина подошла к стоявшему у окна комоду, выдвинула верхний ящик и достала оттуда перевязанную красной лентой пачку писем. Она подошла к столу, развязала ленточку, отделила от пачки верхнее письмо и подала его Тараканову, который от нетерпения едва не прыгал на стуле, виду, впрочем, не показывая.
«Таврическая губерния, город Ялта. До востребования Матрене Митрофановой Ивановой».
Кончик ниточки нашелся!
— Так ты как же ей деньги отдашь, к ней поедешь?
— Нет. Я напишу ей письмо и укажу адрес нашей конторы, пусть она к нам сама приезжает.
— Скажи-ка, барин, а нельзя ли из ейного капитала мне рубликов двадцать сейчас выдать? А то Ванюшке пальтишко новое справить надо, из старого он совсем вырос.
— Я не уполномочен. Да и капитал ее в Туле. Спасибо вам большое за угощение, вынужден раскланяться, мне надо на поезд поспеть.
— Ну тогда я сама ей напишу, про тебя расскажу, может, она на радостях меня и отблагодарит. Сегодня напишу и сегодня же на почту снесу! Сейчас в лавку, лавочник мне за гривенник письмо напишет, а потом на почту.
— Это дело ваше. Спасибо за чай, и всего вам хорошего.
К перевозу Тараканов бежал вприпрыжку. «Иванова в Ялте! Найти там ее будет нетрудно. Организовать засаду на почте и сцапать, когда она за письмом явится. Нет, лучше проследить, а то как Зундштрема-то потом искать? Проследить ее до дому, а там схватить вместе с «товарищем Андреем». Интересно, как часто она справляется на почте о письмах? Раз в неделю, наверное. Хорошо бы сегодняшнее письмо от воспитательницы ее ребеночка попридержать до моего приезда, а то Иванова письмо получит и на почту долго потом ходить не будет, мне тогда никаких денег не хватит ее там караулить. Господи! Билет еще покупать, рублей, наверное, тридцать. Да и дорог Крым, как газеты пишут. Хотя сейчас и не сезон, публики мало, может быть, еще не дорого. Нет, одному все равно не справиться. Просить помощи у Кудревича? Сам он в Крым не поедет, уезд не бросит, а кого пошлет? Харламова или Гладышева? Толку от них будет мало. Да и будет ли он кого посылать? Я вообще — в отпуску, можно сказать, частным сыском занимаюсь. Нет, Кудревич — это не выход. Тогда кто? В сыскное надо идти! Если «товарищ Андрей» не политический, а блатной, как в московской охране думают, то в столичной сыскной про него могут что-нибудь знать. Да и письмо перехватить помогут».
На конке он доехал до Михайловского сада, прошел до Невского, там городовой ему подробно рассказал, как добраться до Офицерской, 28. По дороге еще два раза справлялся у прохожих. Наконец он оказался у съезжего дома Казанской части.
— Значит, говорите, шатен?
— Да, ваше высокоблагородие.
— Ну ни к чему это, ни к чему. Не люблю я титулований. Зовите меня Мечислав Николаевич.
— Слушаюсь. Шатен.
— Интересно, очень интересно. Вы посидите, я сейчас.
Кунцевич вышел из кабинета и, вернувшись минут через пятнадцать, положил перед Таракановым фотографическую карточку.
— Этот?
Тараканов внимательно изучил фотографию, а потом уверенно сказал:
— Он!
— Милый вы мой! Вы даже не знаете, как вы мне помогли! Это известный в Варшаве налетчик Идель Гершков Спектор. В прошлом году он убил моего лучшего агента. И я на него за это очень зол.
Часть III
Февраль — март 1907 года
Крым
1
— В том, что вы не нашли фотографии Спектора в картотеке московской сыскной, нет ничего удивительного. В этом виновато несовершенство нашей системы регистрации. Единой общеимперской картотеки преступников до сих пор не существует. В каждом сыскном отделении свой учет. Скажу вам больше: карточка Спектора появилась у нас почти случайно. Он несколько раз судился в Варшаве и, естественно, находился на учете в тамошнем сыскном. А в прошлом году в составе шайки учинил налет, при этом убил двух чинов земской стражи. Наши варшавские коллеги принялись его искать, следы привели в столицу. Варшавяне приехали сюда и попросили у моего начальства помощи. Филиппов поручил розыски Спектора мне. Вот тогда-то у меня и появилась его фотография. Я выяснил, что Идель Гершков готовит налет на меняльную лавку на Васильевском острове. Мы организовали там засаду. Спектор начал отстреливаться, убил одного варшавянина и моего надзирателя, а сам скрылся. С тех пор его ищет не только варшавская, но и питерская полиция, а теперь, выходит дело, и тульская. Ну и кроме того, он стал моим личным должником. А долги я привык взыскивать. Поэтому я в самое ближайшее время планирую прокатиться в Ялту. Вы со мной, надеюсь?
— Конечно, Мечислав Николаевич!
— Замечательно.
Кунцевич встал из-за стола, подошел к стоявшему в углу кабинета шкафу из красного дерева и достал оттуда новенький том «Всего Петербурга».
— Тэк-с. Ближайшее к Весенней почтово-телеграфное отделение на Алексеевской, 17. Вы во сколько ушли от няньки?
— В восьмом часу.
— Это хорошо. Значит, старухино письмо сегодня пределов столицы покинуть не успеет. Если бы она опустила его в ящик до шести с половиной вечера, оно сейчас уже бы мчалось на курьерском поезде в Тавриду. А теперь уедет только завтра. Я постараюсь его задержать. Давайте договоримся так: мне надобно будет поработать, подготовиться к нашей командировке, вы пока идите в гостиницу. Вы где, кстати, стоять изволите?
— В «Пале-Рояле».
— Прекрасное место. Приют богемы. Мой вам совет, не пользуйтесь услугами тамошних charmante femme du demi-monde
[5], у них через одну дурные болезни.
Тараканов покраснел. «А у этой Наденьки нет ли какой болезни? Уж больно она к мужчинам ласкова». — У полицейского надзирателя в душе похолодело.
— Ну, ну, ну. Это я так… Я вижу, что вы серьезный молодой человек и глупостями заниматься не будете. Так вот. Ступайте в свое временное пристанище, а завтра поутру, часам эдак к одиннадцати, приходите ко мне. Договорились?
— Слушаюсь.
Тараканов поужинал в той же столовой в Гостином дворе, где действительно хорошо кормили, и побрел в гостиницу. «Зачем же я поддался? Вдруг и правда она больна? Значит, и я заболею? А если эта болезнь неизлечима? Тогда о свадьбе и думать нельзя! Что же Варенька? Неужели я ее потерял? Надо немедленно к доктору! Господи! Как же я ему объясню… Нет, я не смогу. Надо самому все разузнать…»
