Лопнувшие цепи срослись опять, сомкнулись вокруг его щиколоток, захлестнули горло. Максимилиан колдовал; цепи рвались и срастались заново, каблуки некроманта скребли по земле. Я вскинула посох, не зная, что делать; навершие горело, перебивая свет пожара.
Цепи волокли Максимилиана вверх по склону кургана, к разверстой дыре могилы. Лес за моей спиной осуждающе бормотал: «Некромант!»
— Не трогай его!
Уж не знаю, кому я кричала — кургану ли, лесу, какому невидимому противнику. Счёт шёл на секунды — опоздай я на мгновение, Максимилиана затащило бы под землю. Я взбежала на верхушку кургана по пляшущим валунам, по каменным обломкам и что есть силы начала бить посохом по натянувшимся цепям.
Полетели искры. Цепи раскалились докрасна и стали лопаться одна за другой, больше не срастаясь. Максимилиан шипел от боли, и шипением звучали его заклинания. Держа посох правой, я левой рукой ухватила его за запястье и потащила прочь от чёрной дыры — это было самонадеянно с моей стороны, он ведь, длинный, весил в два раза больше!
«Отдай некроманта».
Я так и не поняла, кто это сказал. Казалось, весь лес говорил в один голос — и в его шелест страшным басом вплетался голос огня.
— Не отдам! — закричала я, срываясь на визг.
«Отдай, маг дороги».
Я подняла посох. Бешено перемигивались красный и зелёный огонь на венчающем его прозрачном шаре. Максимилиан лежал у моих ног, не пытаясь подняться, спелёнатый обрывками цепей, а может быть, без сознания.
«Он некромант. Осквернитель. И ты осквернишь себя».
— Нет!
Из могилы толчками пошёл спёртый воздух — как из тоннеля метро перед появлением поезда. Я ударила посохом, раскололся камень, навершие вспыхнуло, залив светом меня и некроманта, осколки каменного дерева, курган, протянутые из леса корни и ветки, похожие на костяные ладони…
— Попробуй, забери! — закричала я и вспомнила, как сражалась рядом с Обероном, как защищала своё Королевство, когда король был рядом со мной.
Земля затряслась. Курган стряхнул нас с себя, как собака после купания стряхивает воду. В последний раз хрустнули каменные обломки…
И потревоженная могила закрылась.
* * *
Не помню, как мы выбрались из леса. Максимилиан очень быстро пришёл в себя, но не сказал ни слова — не отвечал ни на вопросы, ни на предположения, ни на нерешительные попытки его ободрить. Гроза кончилась; когда мы вышли на опушку, появилось солнце.
Я много чего могла сказать Максимилиану. Что я его предупреждала, что все некромантские опыты обычно так и кончаются. Что, кем бы ни был страж могилы, он всего лишь отвечал на вторжение. Что, вместо того чтобы тревожить Лесного воина, следовало бы подумать и найти другие возможности обратиться к давно ушедшим воителям — не поднимая их при этом из гроба. Я пережила такой страх и такое напряжение, что мне просто необходимо было излить душу в этих длинных упрёках.
Я сжимала зубы и крепче стискивала посох. Максимилиан молчал; я прекрасно понимала, что все обвинения не помогут вернуть Оберона. Только хуже сделают. Мы в молчании вышли на холм над городом, и в этот момент посох у меня в руках сильно дёрнулся.
Наверное, у магов есть инстинкт, как у перелётных птиц, — внутреннее чувство, которое вовремя подсказывает направление. Я повернула посох навершием к замку, и руки у меня вдруг сделались холодными.
— В замке опасно.
— Что? — Максимилиан заговорил впервые после случая на кургане.
— Не знаю… В замке очень, очень опасно.
— Саранча ещё далеко, — пробормотал он. — Что за…
— Принц-деспот.
Ноги мои подогнулись. Я села на замшелый пенёк.
— Это он. Больше некому. Ну почему так… почему теперь ещё и это?!
Я не пыталась даже удержать злые слёзы. Принц-деспот — великий полководец и совершенно безжалостный человек; в замке под его началом армия, хоть и уступающая войску Гарольда числом, но гораздо лучше обученная и дисциплинированная. Как можно было доверять ему, принимать его помощь, верить в добрые намерения?!
— Я иду в замок.
— Погоди, — Максимилиан сжал бледные губы. — Лена… Погоди. Надо сперва разведать.
— Заодно и разведаю. Я знаю… — На секунду я запнулась. А вдруг не сработает?
— Я знаю подземный ход, — закончила я твёрдо. — Гарольд мне показывал.
* * *
От двуглавой сосны на север к зелёному камню. Кажется, совсем недавно Гарольд учил меня находить по приметам подземный ход, и тогда в Королевстве ещё царствовал Оберон, о Саранче не было ни слуху ни духу, сам Гарольд был молод, и сын его только родился. «Положишь на камень руку, скажешь „Откройся“, откроется подземный ход»…
Земля под ногами дрогнула. Камень нехотя, со скрипом, приподнялся. Из чёрной щели под ним, как и в прошлый раз, потянуло холодом, гнильём и грибами-поганками.
Я оглянулась. Максимилиан пятился, часто сглатывая. Лицо у него было всё в синяках, на чёрной куртке ржавчина, плащ разорван.
— Мы с Гарольдом там ходили, — сказала я, успокаивая больше себя, чем его. — Ничего страшного.
— Я не пойду под землю, — сказал он раздельно.
— Боишься?
Он так на меня посмотрел, что я прикусила язык.
— Я полечу, — проговорил он, секунду помолчав. — Одна ворона разведает больше, чем ты с десятком потайных ходов.
— Давай лучше не будем разделяться.
— Почему?
Он смотрел угрюмо, как будто я была виновата во всех его бедах. Как будто это я охраняла могилу и чуть не утащила взломщика под землю.
— Ну, лети. — У меня сил не осталось с ним спорить.
Секунда — он обернулся чёрной птицей, молча ударил крыльями и взвился в небо. Оставшись совсем одна, я села на заросший мхом камень и минут пять ревела, никого не стесняясь, оплакивая и Оберона, и Королевство, и своё проклятое невезение.
Потом вытерла слёзы, умылась дождевой водой, скопившейся в чаше большой сыроежки, и полезла в подземелье.
Глава 9
Принц-деспот
В замке шёл бой. Я поняла это сразу, выбравшись, с большими предосторожностями, из тайной двери подземного хода. Где-то очень близко звенело оружие, кто-то кричал: «Ко мне! Ко мне!», и в голосе не было ни силы, ни боевой ярости, а больше страха и отчаяния. Я прижалась к стене; мимо меня, не заметив, пробежал стражник, он тяжело дышал. Я не решилась его окликнуть. На площадке винтовой лестницы лежал человек без движения. В спине у него торчала стрела.
Я на цыпочках подошла к нему; он был ещё жив, стражник из незнакомых. Я протянула руку над ним, прошептала «Оживи»; голова моя сразу пошла кругом — я передала слишком много своей силы. Навершие посоха мерцало, я вспомнила, как Оберон учил меня исцелять раны, но эта стрела засела слишком глубоко. Гарольд говорил: лечить только легкораненых, только тех, кто сможет сразу вернуться в строй…
