«Вероятно, по натуре своей он был лучше, чем его сделали — безвременье, успех и грубая лесть крымских животолюбцев. Это был еще совсем молодой генерал, человек позы, не глубокий, с большим честолюбием и густым налетом авантюризма. Но за всем тем он обладал несомненными военными способностями, порывом, инициативой и решимостью. И корпус повиновался ему и дрался хорошо»
. Противоречивость натуры, непредсказуемость в действиях, тем не менее, подрывали его авторитет у определенных кругов крымской гражданской власти, а Председатель Особого совещании генерал Лукомский под их влиянием настоятельно рекомендовал Деникину заменить Слащова.
В январе многие, в том числе и первые лица военно-политического руководства в Крыму, оказались втянутыми в разрастающийся конфликт между двумя, пожалуй, самыми колоритными фигурами Белого движения на Юге России — генералами Деникиным и Врангелем. Как уже упоминалось, обиженный нежеланием Деникина прислушиваться к его предложениям и незаслуженными, с его точки зрения, подозрениями в заговоре, Врангель написал рапорт об отставке и убыл в Крым, как он сам сказал «на покой». Но покоя не получилось, да и не таким человеком был барон, чтобы отрешиться от всех дел в такое сложное время, когда по сути дела решалась судьба Белого движения на Юге России. Днем позже его, 31-го января, в Крым прибыл и скомпрометировавший себя неудачной эвакуацией Одессы генерал Шиллинг. Эти два случайно совпавших по времени обстоятельства окончательно взбаламутили жизнь в Крыму, и без того насыщенную местными интригами. Несколько раньше в Симферополе произошло событие, которое ярко свидетельствовало о том, до какой степени дошел развал армейского тыла, флота и администрации на полуострове. Речь идет о вооруженном выступлении капитана Орлова. По убеждению Деникина Орлов был лишь исполнителем, инициаторами же и организаторами мятежа были люди значительно солиднее его.
Еще в конце декабря 1919 г. по поручению Слащова в Симферополь прибыл его приближенный герцог Лейхтенбергский (капитан 2-го ранга князь Романовский Сергей Иванович). Он в это время был прикомандирован от флота к штабу генерала Слащова и официально должен был заниматься корпусным тылом и новыми формированиями. Романовский вошел в контакт с небольшой тайной организацией молодых офицеров монархистского толка, которая под его влиянием задалась целью поставить во главе Вооруженных сил его приемного отца, Великого князя Николая Николаевича Романовским вместе с бывшим немецким лейтенантом Гомейером приступили к формированию добровольческих подразделений: первое — из русских, второе — из немцев-колонистов и татар. Слащов и его штаб покровительствовали отряду, обеспечивали его оружием, снаряжением и деньгами. Вскоре отряд Орлова насчитывал уже свыше 300 человек, а среди горожан просочились слухи, что скоро он захватит власть в городе. Орлов и его единомышленники не имели четкой политической ориентации и по большей части состоял из людей, вступивших в него случайно. Тем не менее, когда подпольный большевистский комитет Симферополя попытался воспользоваться ситуацией и привлечь Орлова к себе, то, как потом сообщалось в печати, он отказался от сотрудничества с ним и даже арестовал комитетчиков, заявив при этом, что всякое их выступление будет пресекаться в корне.
Сам же Орлов характеризовался как храбрый офицер, но страдавший неврастенией и болезненным самомнением. Его мятеж не мог бы иметь такого резонанса и был бы расценен как авантюра, если бы, как сказал генерал Деникин, «он не разыгрался на вулкане»
.
Слащов, почувствовав, что ситуация выходит у него из-под контроля, 20 января потребовал от Орлова прибыть с отрядом на фронт, но тот при поддержке герцога уклонился от исполнения приказа под предлогом, что его формирование еще не закончено. После повторного требования Слащова к нему выехал для объяснений герцог Лейхтенбергский, а 22 января Орлов поднял мятеж.
Это было уникальное в своем роде выступление. Своим противником Орлов объявил не белые войска вообще, а тех военачальников, которые развалили тыл армии. Он заявил, что чаша его терпения переполнена, так как Перекоп защищает горстка людей, а штабы, тыловые части и учреждения пухнут от их избытка. «Строгие приказы генерала Слащова, — говорил он, — результатов не дают. Медицинские комиссии вместо здоровых на фронт направляют не долечившихся в госпиталях и инвалидов»
. Орлов объявил себя начальником Симферопольского гарнизона, арестовал Таврического губернатора Татищева, случайно находившихся в городе, начальника штаба Новороссийской области генерала Чернавина, коменданта Севастопольской крепости Субботина и некоторых других военачальников. По городу был расклеен приказ № 1, в котором Орлов, подписавшись командиром 1-го полка добровольцев, сообщал о формировании им «армии правопорядка», о карах, которые ожидают спекулянтов и тех, кто будет совершать насилия над личностью, о запрете торговли спиртным и др.
Находившиеся в Симферополе запасные части и отряд Гомейера объявили нейтралитет, городская дума вступила с Орловым в переговоры, а Слащов попросил возглавить выступление против него находившегося в это время не у дел в Севастополе бывшего командующего Добровольческой армией генерала В.З. Май-Маевского. Генерал согласился и даже пообещал, что ликвидирует мятеж в течение нескольких часов. Слащов не мог снять с перешейков боевые части и направил в Симферополь бронепоезд и гардемаринов морского корпуса. Но по приказу Орлова мятежники разобрали железнодорожную линию, бронепоезд застрял в пути и гардемарины вынуждены были двигаться к городу пешим порядком. Успех сопутствовал им. Мятежники не стали стрелять в гардемаринов. Орлов выпустил из тюрьмы всех арестованных им начальников, забрал в губернском казначействе 10 млн. рублей денег и с остатками своего распылившегося отряда бежал в горы.
В Севастополе в эти дни тоже сложилась непростая обстановка, назревал арест молодыми морскими офицерами командования Черноморского флота: командующего флотом адмирала Д.В. Ненюкова и его начальника штаба А.Д. Бубнова. Причина та же, что и в Симферополе: безвластие, нераспорядительность, запущенность управления. Существовали и серьезные трения между морским управлением штаба Деникина и командованием флота в Севастополе. Если морское управление было озабочено тем, чтобы как можно эффективнее организовать поддержку боевых действий войск морскими силами, то командование флота было больше занято тем, чтобы воссоздать российский флот в дореволюционных масштабах. Под эту идею, вместо того, чтобы заниматься пополнения флота судами, создавались для него всякие новые штабы и раздвигались штатные рамки уже имеющихся.
В этой обстановке и развернулись события, которые по замыслу их основных участников должны были привести к передаче всей власти в Крыму генералу Врангелю. Прибыв в Севастополь, генерал Шиллинг, ставший теперь по положению старшим в Крыму, встретился с адмиралами Ненюковым и Бубновым. Они напрямую сообщили ему, что его подорванный в Одессе авторитет не будет способствовать наведению порядка в Крыму и будет лучше, если этим займется генерал Врангель, который скоро прибудет. На следующий день к Шиллингу с предложением уступить власть Врангелю обратилась делегация офицеров, в основном морских.
В обоих случаях Шиллинг заявлял, что за власть он не держится, но все должно происходить с согласия Главнокомандующего. С Врангелем он встречался дважды. В первый раз Врангель сказал, что согласится принять командование крымской группировкой, но без разрешения Деникина, чтобы быть независимым от него. Во второй раз он смягчил свою позицию и говорил, что примет должность с согласия Главнокомандующего. Шиллинг послал телеграмму Деникину с предложением заменить его Врангелем, но, как и следовало ожидать, последний не только отказал в этом, но и подчинил Шиллингу в оперативном отношении Черноморский флот. В этот процесс был втянут и генерал Лукомский, который тоже рекомендовал Деникину разрешить передать власть Врангелю, а свою позицию сообщил Шиллингу, послав ему соответствующую телеграмму.
