Самое удивительное было в том, что город был перенасыщен различными органами власти и в то же время безмерно страдал от безвластия. В Новороссийск переехало недавно учрежденное Южно-Русское правительство генерала Богаевского, но оно практически состояло из одного его. Бывшие министры упраздненного Особого совещания прибыли из Ростова и собирались на улице Воронцовской у своего бывшего председателя генерала Лукомского, хотя он должен был вплотную решать вопросы не только эвакуации, но и подготовки Новороссийска к обороне. В результате ни тем, ни другим он вплотную не занимался. Прибывший на помощь Лукомскому генерал Врангель, тоже больше был озабочен не беженцами и обороной города, а устройством своего будущего. Имея собственный поезд, он расположил его у Каботажной пристани, и туда зачастили его единомышленники, представители средств массовой информации и политические деятели.
Имелся еще начальник Черноморской губернии генерал Н.С. Каринский, которому подчинялась так называемая Черноморская армия во главе с генералом Макеевым. Однако в случае необходимости она не могла противостоять даже небольшим подразделениям партизан, так как состояла из различных запасных, хозяйственных и охранных подразделений, которые сразу же разбежались, когда создалась угроза захвата города красными. Он откровенно жаловался:
— «Все бегут, и скоро я останусь один»
. Впрочем, чиновников и хозяйственников можно было понять — они знали, что в случае всеобщей эвакуации будут брошены на произвол судьбы. Их научил этому собственный опыт при эвакуации Харькова, Курска, Ростова. Их тогда тоже просто бросали «не любившим шутить» большевикам
.
Официально эвакуация долго не объявлялась, хотя к концу 1920 г. драматическое развитие событий на фронте — потеря белыми войсками Ростова, а затем и Тихорецкой, убедительно говорило о том, что ее не избежать и уходить войскам придется в Крым. Однако никто не предполагал, что делать это придется так скоро и так спешно. В городе в это время на учете состояло свыше 40 000 человек беженцев, и это только тех, кто получал официальные пособия. Но было немало и тех, кто в пособиях не нуждался, но тоже хотел эвакуироваться. Среди них были состоятельные граждане, которые могли себе позволить роскошь самостоятельного отъезда на пароходах кампании «Триестинского Ллойда». На каждом очередном судне таких пассажиров уезжало до 800 человек.
Для остальных же граждан было организовано два вида эвакуации. В народе их называли, одну — «сербской», другую — «английской». Англичане предлагали Принцевы острова или Египет. Был еще греческий остров Лемнос, но туда уехать желающих практически не было, как впрочем, очень редко кто хотел уезжать и в Крым. Далеко не все верили в то, что красные не преодолеют сопротивление корпуса Слащова и не захватят этот полуостров. Объезжающим под патронажем англичан выдавалось пособие на переезд и проживание на новом месте в течение полугода. Те, кто желал уехать в Сербию, не могли иметь такого пособия, но это все-таки была славянская страна с традиционно хорошим отношением ее населения к русским, а это было немаловажно.
Первым документом, определявшим последовательность эвакуации, явилась директива Председателя правительства при главнокомандующем ВСЮР генерал-лейтенанта А.А. Лукомского от 22 января 1921 г. (№ 0064). В ней указывалась очередность эвакуации граждан по районам и категориям людей. В первую очередь шли больные и раненые военнослужащие, во вторую — их семьи, в третью — гражданский персонал военных учреждений, в четвертую — все остальные женщины и дети, но за плату. В последнюю очередь эвакуироваться могли все категории начальников и их семьи.
Для упорядочения эвакуационных мероприятий был образован комитет помощника Деникина по гражданской части С.Д. Тверского. Именно туда и в английское представительство, начиная с января 1920 г., и потянулись желающие организованно покинуть Новороссийск. Тверской имел соответствующий штат работников и получил несколько миллионов рублей для проведения эвакуации гражданского населения. Однако эту работу он с самого начала пустил на самотек, а потом попросту все бросил и, прихватив всю казну, сбежал. Вместе со своими ближайшими сотрудниками, двумя полковниками, он, пользуясь властью, завладел кораблем «Святой Николай» и бежал в Константинополь. Причем, боясь, что его могут арестовать в порту, Тверской приказал капитану парохода выйти в море раньше времени, корабль прекратил прием беженцев и взял курс на Константинополь. Когда обо всем этом стало известно начальнику Черноморской губернии Н.С. Каринскому, он приказал срочно проверить ведомство Тверского. В кассе нашли всего около 600 рублей денег, а в кабинетах сваленные в кучу списки и документы людей, ожидавших разрешения на эвакуацию. Деникин дал своему представителю в Константинополе телеграмму, арестовать там Тверского по его прибытии и отправить при первой же возможности снова в Новороссийск. Но никто никого не арестовал, а Тверской вскоре оказался в Крыму у Врангеля на должности начальника управления Министерства внутренних дел.
Неразбериха в руководстве эвакуационными делами сильно осложняла сам процесс ее проведения. Получить право на отъезд из Новороссийска было не так то просто. Требования директивы по ее организации стали тут же обрастать противоречивыми распоряжениями, как русских, так и английских властей. В частности, большую путаницу вносили требования к возрасту отъезжающих мужчин. С февраля англичане вообще запретили им выезд, независимо от возраста. Потом было сделано небольшое послабление. Эвакуироваться теперь могли все лица, так или иначе связанные с Добровольческой армией, которые могли быть подвергнуты репрессиям большевиков.
Этот либеральный жест вскоре привел к тому, что теперь право на бесплатный выезд получили вполне обеспеченные люди, никакого отношения к «добровольцам» не имеющие. Более-менее четко также осуществлялись меры, призванные не допустить отъезда за рубеж лиц призывного возраста. В тяжелое положение попали те категории людей, которые не подпадали ни под какие параграфы инструкций и распоряжений, но могли стать жертвами советских репрессий. Это были чиновники различных учреждений, уволенные по сокращению штатов, профессора и преподаватели учебных заведений, журналисты прекративших свое существование изданий.
Эвакуация искусственно сдерживалась средствами массовой информации. Газеты пестрели призывами исполнять свой долг до последней минуты, что в перспективе должно было привести к тому, что потом появится лозунг: «Спасайся, кто может». Длительное время в обществе, опять же не без помощи средств массовой информации, было принято с осуждением и насмешками относиться к тем, кто подал заявление на включение его в списки на эвакуацию. Как только становилось известно, что какое-то известное в обществе лицо оформляет себе визу для отъезда за рубеж, начиналось его дружное осмеяние, сыпались обвинения в дезертирстве и малодушии. Впрочем, те, кто это делал, как правило, со следующим же пароходом уезжали сами.
Первую группу беженцев — раненых и больных офицеров, англичане отправили 13 января на транспорте «Ганновер». Он ушел на Принкипо. Несколькими днями позже, с такой же категорией эвакуируемых, у шел и русский пароход «Иртыш». Он направлялся в болгарский порт Варна, а затем в греческий — Салоники, оттуда поездом беженцев должны были переправить в Сербию
.
