Не просто сложилась судьба и тех донских казаков, которые в Новороссийске не смогли погрузиться до 27 марта на корабли, но и не захотели идти к грузинской границе. О том, как развивались события дальше, оставил свои воспоминания донской казак Е.Ф. Кочетов
. По его словам, их полк накануне катастрофы 10 дней пробивался через леса и горы к Новороссийску. Есть было нечего ни людям, ни лошадям. Все страшно отощали. Лошади поотъедали друг другу хвосты и гривы, а когда вышли к морю, бросились облизывать соленые камни. Полк прибыл на пристань в последний день погрузки, 26 марта. Рядовых казаков на корабли не пускали. Когда один подхорунжий все же решил взойти на трап, то тут же был застрелен. Донской атаман А. Богаевский, уходя с последним пароходом, прокричал: «Не волнуйтесь, братцы! Пароход придет и всех заберет!» Но было ясно, что никакого парохода больше не будет. Все стали снимать с лошадей седла и угонять их в горы.
Утром 27 марта у пристани появился конный разъезд красных, человек в 20 с командиром во главе. Командир прокричал: «Товарищи, война окончена!» Гул среди собравшихся на пристани прекратился. Все стали озираться, куда бы скрыться, шептали молитвы. Один офицер вскочил на коня, зарубил пытавшихся остановить его красных всадников и ускакал под выстрелами. Вскоре последовала команда: «Всем уходить с пристани». Покидая ее, казаки бросали в море ценности, документы, погоны, часы, револьверы, боевые награды.
В отведенном месте всех пленных разбили на группы и под конвоем местных «красно-зеленых» развели по красным частям для их пополнения. Многие находили среди красных казаков тех своих бывших сослуживцев, кто сдался раньше, и стремились попасть в их подразделения. Это не возбранялось. Потом всем разрешили идти в горы и искать лошадей. Некоторым удалось найти даже своих собственных. Отдельные группы казаков, которые ушли в горы накануне и скрывались неподалеку, прислали в Новороссийск своего представителя, чтобы узнать, как к ним отнесутся, если они тоже сдадутся. При этом признались, что свои патроны, седла и лучших коней они отдали черкесам, которых увел Кучук Улагай. Красные их заверили, что они все будут прощены.
Те, что сдались на пристани, наблюдали, как вышедших из леса казаков красноармейцы тут же окружили, отобрали все их личные вещи и оружие, некоторых раздели до белья. Всех сдавшихся влили в части 21-й стрелковой дивизии, отправлявшейся на польский фронт. Через весь юг и запад европейской части России эту дивизию, где пешком, где по железной дороге, перебросили на запад. В пути следования и на новом месте казаков обучали пешему строю. Так получилось, что в 83-м и 84-м полках дивизии большинство составляли бывшие белоказаки. Они сразу же стали готовиться к переходу на сторону поляков при первом же удобном случае. Каким-то образом полякам стало известно об этом, и казакам было сообщено, что там, где будут наступать их полки, сопротивление оказываться не будет и они, таким образом, перейдут линию фронта.
Об этих приготовлениях своих бывших подчиненных знали находившиеся при штабе дивизии полковник Г. П. Духопельников и есаул Б.П. Каклюгин. Они просили, чтобы казаки предупредили их, когда те пойдут сдаваться, чтобы присоединиться к ним.
Несколько раньше уже был случай, когда в рейд по тылам поляков направили 4-ю кавалерийскую бригаду, состоявшую тоже в основном из пленных белоказаков, тогда есаул Аржановский сагитировал всю бригаду сдаться. При этом перебежчиками был застрелен комиссар части. Для надежности в осуществлении задуманного один из инициаторов перехода полков к полякам тайно послал к ним парламентеров, но они по неизвестной причине не вернулись. Не дождавшись ни их, ни приказа о наступлении, казаки ночью уничтожили всех имевшихся в полках коммунистов, захватили личное оружие, пулеметы, 4 орудия и ушли. Перебежчики не предупредили полковника Духопельникова и есаула Каклюгина и те вынуждены были воевать на стороне красных до конца Гражданской войны. Только двадцать лет спустя, уже в Великую Отечественную войну, когда на Дон пришли немцы, оба этих офицера перешли на их сторону и по согласованию с атаманом Красновым стали организаторами казачьих частей, воевавших против Красной Армии.
Что касается тех двух полков, то об их уходе очень скоро стало известно красному командованию, и вслед им пустили кавалерийский полк. Но казаки предусмотрительно устроили пулеметную засаду, отбили их атаку и благополучно перешли линию фронта. Капитуляцию полков принимали два польских генерала: Желиговский и Карницкий. Но казакам и на этот раз не повезло. В следующую ночь буденовцы прорвались в расположение, где находились сдавшие полякам оружие и интернированные казаки. Оказавшие сопротивление были тут же зарублены, остальные снова сдались и опять были поставлены в строй. Через некоторое время они все равно перешли к полякам.
Новороссийская катастрофа и последующая за ней сдача белых войск у грузинской границы как бы подвели черту под существованием регулярных Вооруженных Сил Юга России на Дону и Кубани. Однако на местах, где устанавливалась Советская власть, очень скоро возникло сопротивление, и оно в различных формах просуществовало еще многие годы.
9. «БЕЛО-ЗЕЛЕНЫЕ»
Со сдачей войск у грузинской границы точка в ликвидации Белого движения на юге России поставлена не была. В лесах, горах и плавнях рек скрылись как одиночки, так и целые подразделения офицеров, солдат и казаков. Конечно, не все они горели желанием продолжить борьбу с большевиками. Большинство, особенно из числа жителей Дона и Кубани, хотели отсидеться какое-то время в глухих местах, выяснить, что их ожидает в случае возвращения в родные места, какие перемены произошли там после установления Советской власти.
Вскоре стало известно, что в станицах, селах и хуторах свирепствуют Ревкомы, выявляя тех, кто воевал против большевиков, причем председатели этих органов, как правило, не являются местными жителями, а присланы со стороны, и воздействовать на них через их родственников нет возможности. В ряде случаев вообще вся администрация населенных пунктов и даже милиционеры тоже были людьми со стороны, и они не стеснялись принимать любые, самые жесткие меры, чтобы выполнить указания вышестоящих советских, партийных и военных органов. Существовала четкая система Особых отделов, которые выявляли явных и скрытых противников новой власти, активно работал ее репрессивный аппарат.
Новые власти взяли на учет все имеющееся у населения зерно, сено, лошадей, домашний скот, птицу, пчел и обложили продразверсткой. Каждому двору определили, какое количество продуктов сельского хозяйства, домашнего скота и птицы положено использовать для собственного проживания — на остальное был наложен запрет. Три четверти сена нового укоса было приказано сдать для кавалерии Красной Армии. Конечно, добровольно расставаться со своим урожаем и скотом никто не хотел, и в конце апреля 1920 г., уже через месяц после ухода белых, начались реквизиции «излишков». Как и следовало ожидать, эти меры вызвали ответную реакцию сельского населения. Начались убийства милиционеров и коммунистов, казаки снова взялись за оружие и вскоре сопротивление Советской власти на юге страны приобретает характер восстания. Как часто бывает в таких случаях, к обиженным Советской властью примкнуло немало и тех, кто в это смутное время уже «набил руку» на грабежах и насилиях.
