Повинуясь знаку кардинала, следователь почесал пером за ухом и начал допрос:
— Что связывало вас с Бальтазаром Коссой, именовавшим себя папой римским?
Не получи Козимо записку от Леонардо, подумал бы, что низложение уже состоялось. Борясь с желанием ехидно поинтересоваться этим, Козимо спокойно ответил:
— То же, что и всех остальных.
Сидевший в стороне священник чуть поморщился. Козимо вдруг обожгла мысль, что именно записки и посредничество отца Бернардо стало причиной вот этого допроса. Что, если священник-недотепа вообще подставное лицо? Но он, Козимо, ничего дурного не просил, лишь бумагу, горячую воду и сносную пищу. Да, предлагал платить за свое сносное содержание, но что же в том плохого? В конце концов, он ни в чем не обвинен.
Но возмущаться пока рановато, всему свое время, сначала надо понять, что именно приготовил ему кардинал. Козимо даже имя его вспомнил — это епископ Рагузский кардинал Джованни де Доменичи, представитель папы Григория. Надо быть осторожней, этот будет копать все, что только возможно…
— Почему вы ехали в его свите? — продолжил следователь. — Рассказывайте честно, ваши сообщники уже все рассказали.
Козимо даже притворяться не пришлось, изумленно вытаращил на монаха глаза:
— О чем рассказывать?
— Повторяю: почему вы ехали в свите лжепапы Иоанна? Ваши сообщники нам все рассказали. Они все арестованы!
— Полторы тысячи человек?! — ахнул Козимо, старательно пряча насмешку.
— Почему полторы тысячи? — У его вопрошателя что-то сбилось в голове, к тому же монах не очень хорошо говорил по-итальянски.
— В свите папы Иоанна ехали более полуторы тысяч сопровождающих плюс слуги и охрана.
Козимо не смог позволить себе насладиться растерянностью в глазах монаха: сидевший в стороне кардинал со вздохом поднялся, сделал усталый жест, отправляя прочь недотепу, постоял, щелкая костяшками пальцев, в ожидании, пока они с Козимо останутся одни, и только тогда задумчиво произнес:
— Вы правы, в свите было много разного сброда. Но вас спрашивали о том, почему именно вы были рядом с лжепапой Иоанном.
— Я был вместе с Леонардо Бруно и Поджо Браччолини, а они служат… служили папе Иоанну.
Он не стал напоминать, что банк Медичи вел дела курии. Кажется, сейчас об этом лучше забыть…
Доменичи кивнул, словно Козимо подтвердил его собственные мысли. Но тут же последовал новый вопрос:
— А что связывает банкира с этими людьми, далекими от банковского дела?
— Я учился у синьора Роберто де Росси и у него же познакомился с синьором Бруно. А Поджо Браччолини и сейчас работает на моего наставника Никколи, у нас общие интересы.
— Какие?
Доменичи задавал вопросы быстро, словно приготовил их заранее. Смотрел цепко и требовательно. Козимо вдруг вспомнил — именно эти глаза встряхнули его пристальным разглядыванием в глазок камеры в первый день пребывания в тюрьме. Сам того не подозревая, кардинал помог Медичи прийти в себя.
Козимо пожал плечами:
— Мы увлекаемся древностями, Ваше Преосвященство.
— Языческими богами?
— Нет, меня интересует архитектура. А еще рисунок.
Несколько мгновений кардинал изучал Козимо, потом шагнул к двери и что-то приказал. У Козимо похолодело внутри: что, если они сумели заполучить ларец с тиарой?
— Банк Медичи вел дела лжепапы Иоанна.
— Всей курии, — невольно поправил кардинала Медичи.
Тот согласился:
— Вот о них вы мне сейчас и расскажете.
Козимо ужаснулся. Если Косса рассказал о второй книге libro segretto, то дело худо. Вернее, неизвестно, чем все закончится.
И все же молодой банкир сумел справиться с собой и твердо возразить:
— Ваше Преосвященство, я не имею права о чем-либо рассказывать по нескольким причинам.
— И какие же это причины? — Бровь Доменичи насмешливо приподнялась. Козимо хорошо понимал его иронию, узник каменного мешка смеет возражать, прекрасно понимая, что к нему могут применить самые жестокие методы пыток и попросту убить, и никто, даже отец, о его судьбе не узнает.
Но человек жив, пока он борется, и сдаваться Медичи не собирался.
— Отчеты по делам наших клиентов мы даем только им.
Кардинал словно невзначай откинул край ткани, прикрывавшей что-то на большом столе. Козимо было достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что его ждет — там лежали щипцы, крюки, иглы… Словно в подтверждение страшной догадки, откуда-то донесся протяжный стон-вой истязаемого узника. По спине потек холодный пот, а дыхание перехватило.
— Еще? — поинтересовался Доменичи, убедившись, что демонстрация инструментов для пыток достигла своей цели.
— Все записи в книгах, которые в Риме.
Кардинал поразился самообладанию молодого Медичи. Куда более сильные люди теряли сознание при одном виде этих инструментов.
Глаза кардинала буквально впились в темные глаза банкира, Козимо понимал, что отвести взгляд — значит проиграть, потому смотрел прямо. Он уже решил для себя, что если Косса и выдал тайну второй книги, то Медичи вправе все отрицать. Кардинал буравил его взглядом, и, чтобы самому не выдать, Козимо просто не стал думать о тайнах.
— Я знаю о ваших способностях все делать в уме, мессир Медичи. Потому не морочьте мне голову книгами, вы все помните и без них.
Откуда-то снова донесся вой, из-за непереносимой муки голос уже был мало похож на человеческий.
— Нравится? — осведомился Доменичи.
— Нет. Но я не еретик и никогда им не был, чтобы меня вот так пытать. — Стараясь перехватить инициативу, добавил: — Я всего лишь служащий банка своего отца и его партнеров, хотя не скрою, доверенный служащий. Выдавать чужую информацию без разрешения совладельцев банка не могу. Но готов дать отчет по требованию владельцев счетов, на это у меня есть полномочия. Потому, как только папа или кардиналы курии потребуют, я буду готов отчитаться. В противном случае, — Козимо развел руками, — они в тот же день перестанут быть нашими клиентами, что сведет значимость полученной информации к нулю. — Медичи сокрушенно вздохнул: — Как и репутацию нашего банка…
Несколько мгновений Доменичи не отводил взгляд от лица Медичи, но теперь это Козимо не беспокоило. Он выиграл нелегкий поединок. Доменичи умен, он прекрасно понял все сказанное молодым банкиром, понял, что, вынудив Медичи говорить, наживет врагов в курии, а это ни к чему даже всесильному Доменичи.
Да нет, уже не такому всесильному, об этом не знал Козимо и никто вокруг, но хорошо знал сам Доменичи — папа Григорий, представителем которого кардинал был на Соборе, все больше склонялся к отречению. Неудивительно, Григорий стар, он устал мотаться по Италии и извергать бесконечные анафемы, понимал, что Собор все равно не оставит у власти, а потому был готов отречься в пользу нового будущего папы, чтобы дожить остаток дней в спокойствии и почете.
