Епископ Рагузский не смог сдержаться, его передернуло от отвращения, стоило шагнуть в камеру. Козимо не подал вида, что заметил это, не стоит лишний раз дразнить гусей, тем более в руках этого гусака его жизнь, а не только свобода. Он может наплевать на выгоду ради удовольствия полюбоваться муками молодого Медичи.
— Ваше Преосвященство…
Служитель поставил подсвечник сразу с тремя свечами и, поклонившись, удалился. Даже три свечи не могли облагородить каменный мешок со скользкой плесенью на стенах.
Медичи спокойно наблюдал, как епископ оглядывает его невольное пристанище. На миг показалось, что в змеином взгляде даже мелькнуло сочувствие к узнику, но полагаться на такое мгновенное проявление человечности не стоило. Предстоял разговор о клиентских счетах курии, а это опасный разговор.
И вдруг…
— Вы женаты на дочери Камиллы де Элси?
Вот уж какого вопроса Козимо не ожидал. Он, не задумываясь, уточнил:
— На Контессине де Барди, дочери Камиллы де Барди.
— Да-да, она стала Барди, я помню, — чуть поморщился кардинал. — Вы будете выкуплены сегодня. Однако я хочу получить не только вторую часть письма, но и остальные свои письма, синьор Козимо де Медичи!
Скрыть недоумение Козимо помогла не столько выработанная годами привычка выглядеть невозмутимо в любой ситуации, сколько полумрак каменного мешка.
— Только после разрешения выкупить и синьора Коссу.
— Вы с ума сошли?! Я ведь могу не выпустить и вас самого! — фыркнул Доменичи, но что-то в его голосе подсказало, что можно и нужно торговаться.
Козимо пожал плечами:
— Тогда не получите совсем ничего.
Епископ впился взглядом в непроницаемо спокойное лицо молодого банкира, но Козимо выдержал и этот взгляд. Он понятия не имел, о чем идет речь, однако решил не сдаваться.
— Хорошо. Вас выкупят сегодня. Отправляйтесь во Флоренцию как можно скорей, пока я не передумал, и передайте своей теще, что как только я получу письма, Бальтазар Косса может быть выкуплен.
— Половину, — уточнил Козимо.
— Какую половину?
— Вы получите половину того, о чем говорите. Оставшуюся половину после выкупа Коссы.
Глаза епископа сузились, казалось, из них в Козимо полетели острые стрелы ненависти. Доменичи меньше всего любил от кого-то зависеть.
— Почему я должен вам верить?
— А почему я должен верить вам? Нам одинаково опасно доверять друг другу, придется договариваться.
Епископ Рагузский мгновение молчал, потом покачал головой:
— Вы не на того поставили, синьор Медичи. Будь вы на моей стороне, получили бы неизмеримо больше, чем от вашего лжепапы.
— Отец всегда учил меня держаться в стороне от политики, Ваше Преосвященство. Это лучший способ сохранить здоровье и жизнь.
Бровь епископа чуть приподнялась.
— Но вы рискнули?
— Ничуть, я уже говорил, что я не доверенное лицо бывшего папы, а просто банкир.
Доменичи хмыкнул:
— Тогда зачем вам его освобождение?
— Он должен нам немалую сумму, курия всегда была в долгах.
— Надеетесь вернуть? — Епископ был уже у двери, но Козимо ответил:
— Попытаемся.
Три свечи остались догорать как напоминание о могуществе епископа Рагузского кардинала Доменичи.
После ухода епископа Козимо улегся на свою дрянную постель головой к двери, чтобы его лицо не видели через дверную прорезь, и закрыл глаза. Но никто не подглядывал.
Козимо потребовалось усилие, чтобы не думать об освобождении, не представлять, что будет делать, покинув эти негостеприимные каменные стены, он понимал, что епископ мог всего лишь поманить и ничего не сделать.
Но Доменичи говорил о письме, о письмах. Что это значит? Догадаться нетрудно — донна Камилла в молодости была связана с Доменичи, и отец, узнав об этом, сумел выкупить у нее свидетельства этой связи. Какой замечательный у него отец! Кто еще мог догадаться, как выйти из воды, не замочив ноги? Хотя торжествовать рано, это можно будет делать, когда шагнешь в дверь родного дома.
Размышлять в ожидании новых вестей Козимо не пришлось слишком долго, снова загромыхало железо двери и вошедший «немой» служитель пробурчал:
— Вас выкупили, синьор Медичи.
Не успел Козимо изумиться способности немого разговаривать, да еще и по-итальянски, как услышал вторую радостную весть:
— Вас ждут друзья…
Леонардо в сопровождении неугомонного Гвидо действительно заключил Козимо в крепкие объятья у дверей тюрьмы.
— Эй, осторожней, на мне полно вшей и блох. Скорей подальше отсюда, — попросил Медичи.
— Да уж, — передернул плечами Гвидо, окидывая взглядом мрачное каменное сооружение.
Козимо не удержался, чтобы не фыркнуть:
— Не туда смотришь, сидят там. — Он кивнул на узкие прорези окон прямо над землей.
— А свет? — ахнул Гвидо.
— Там темно, — согласился его хозяин и вдруг вспомнил: — Какой сегодня день?
— 5 июля.
— Три месяца… — пробормотал Козимо. — А показалось — целая жизнь.
Леонардо заметил в его темных волосах белую прядь, но не стал об этом говорить. Видно, сильно переживал сын его патрона.
Дома Козимо отказался от еды, но попросил немедленно вымыться, а одежду сжечь.
В горячую воду погрузился с таким удовольствием, какого не испытывал давным-давно. Пока вчерашний заключенный блаженствовал в большой бадье с водой, Леонардо пересказывал ему новости.
Папа Иоанн больше не папа, ему вменили в вину все грехи и сместили. Всем заправляет епископ Рагузский кардинал Джованни де Доменичи, говорят, он…
Козимо усмехнулся:
— Можете не рассказывать мне об этом человеке, я встречался с ним несколько раз.
— Он страшный человек, Доменичи все же добился осуждения и сожжения Гуса. Это произойдет завтра.
Козимо с досадой стукнул кулаком по краю бадьи:
— Жаль, не знал об этом! А Косса?
— Он сидит в заточении в замке, Има сумела подкупить стражу и носит передачи, хотя многое не разрешают. Что с ним будет, неизвестно. Доменичи добивается костра и для бывшего папы тоже.
— Леонардо, что за письмо отец передал епископу?
— Не знаю, Козимо. Привез Луиджи, просил передать вам вторую половину, когда выйдете. Только вот что это, мне не ведомо. Луиджи сказал, что синьор Джованни де Медичи старался выкупить долги епископа Рагузского.
— Выкупил?
— Не знаю…
