Столь же скептически муж отнесся и к известию о конюшнях. «Раньше при каждом доме непременно имелись конюшни, — заявил он. — Не вижу в этом ничего особенного».
Вот уже вторую неделю Чарли с Томом вместе благоустраивали дом. Закончив обдирать обои в спальне, они принялись спорить, в какой цвет лучше покрасить стены. Том хотел сделать их голубыми, вроде веджвудского фарфора, но Чарли считала, что зимой от таких стен будет веять холодом. Сойдясь на цвете магнолии, супруги принялись за самую большую из гостевых комнат, бывшую мастерскую Нэнси Делвин, которую решено было превратить в кабинет Тома. Внизу они договорились оставить все как есть, пока не пройдет вечеринка по случаю дня рождения Тома.
В окне дома номер тридцать девять раздвинулись занавески, и Чарли заколебалась, испытывая искушение вернуться в автомобиль и укатить восвояси. Зря она послушалась Лору, которая убедила ее посетить ретрогипнотизера.
Хотя, быть может, Чарли сама позволила подруге убедить себя? Она одновременно испытывала страх, любопытство и еще какое-то чувство, которое затруднялась определить. К тому же ее знобило, а во рту снова появился металлический привкус. Наручные часы показывали пять минут первого. Она опоздала на пять минут.
Со слов Лоры Чарли представляла себе Эрнеста Джиббона совсем не таким. Он говорил с ней по телефону очень просто: никакого драматизма, никакой театральной напыщенности, присущих Флавии Монтессоре. Словно бы самый обычный мужчина, которого оторвали от телевизора посреди матча по крикету. Чарли позвонила гипнотизеру в пятницу днем, после разговора с Лорой, и удивилась, узнав, что он сможет принять ее уже в понедельник утром.
Дверь открыл высокий крупный мужчина лет шестидесяти. Вокруг него витал запах вареной капусты, сразу вызвавший у Чарли тошноту.
— Мистер Джиббон? — спросила она.
Виноватое выражение лица, дряблые щеки и густые бакенбарды, мягкие черные, несколько длинноватые волосы, расчесанные на прямой пробор, — его внешность вызывала в памяти диккенсовских героев. Он посмотрел на нее сквозь толстые линзы очков в черепаховой оправе. Его темные брюки явно знавали лучшие времена. Клетчатый шерстяной галстук был повязан чересчур туго, так что кончики воротника на рубашке стояли торчком. Несмотря на жару, на нем была шерстяная кофта. Чарли по привычке бросила взгляд на его ноги и увидела вельветовые домашние туфли вишневого цвета. Мать говорила ей, что мужчину всегда можно оценить по обуви.
— Да, это я. А вы, наверное, миссис Уитни? — произнес он ровным голосом, лишенным каких-либо эмоций.
Точно таким же тоном он, наверное, комментировал погоду или вторил чьим-то жалобам на неудачно составленное расписание поездов. Мистер Джиббон придержал дверь, пока Чарли не вошла внутрь, а потом плотно прикрыл ее. Когда хозяин накинул на дверь цепочку, ей вдруг стало не по себе.
В прихожей, пол которой был покрыт ковролином с оранжево-коричневым узором, на медном столике на колесиках стоял фарфоровый испанский ослик в соломенной шляпке. Над ним на стене висело деревянное распятие.
— Нам придется пройти наверх.
По тому, как Джиббон это сказал, Чарли определила у него легкую одышку, словно он страдал от эмфиземы. Пока они поднимались по лестнице, одышка проявилась отчетливее.
— Издалека добирались?
— Из Суссекса.
Деревянные таблички-гравюры с пейзажами Швейцарии оживляли мрачные стены. Чтобы перевести дыхание, Джиббон приостановился на лестничной площадке. На втором этаже дома царил устойчивый запах старых вещей, и это повергло Чарли в уныние. Под ложечкой у нее засосало, и, ощутив возрастающую нервозность, она даже подумала, не уйти ли, пока еще не поздно, заплатив гипнотизеру за потраченное время.
Сделав по площадке несколько шагов, он открыл дверь и просунул туда голову:
— Мама, ко мне пришла пациентка, так что приготовь себе чай сама. Я оставил тебе поесть в кухне и запер входную дверь, так что, если вдруг позвонят, тебе придется идти открывать. Увидимся попозже. Пока.
«Псих какой-то. Наверняка нет там никакой мамы. Все это чистой воды представление и работа на публику. Господи, да успокойся ты уже!»
Эрнест Джиббон тяжело преодолел следующий пролет, поскрипывая ступеньками. Поднявшись на третий этаж, он свернул в скромно обставленную мансарду, пол которой был застлан таким же оранжевым ковролином с коричневым узором, что и в остальной части дома. Тут стояли кушетка, микрофон на стойке и офисное кресло. В углу беспорядочной кучей были свалены какая-то аппаратура и провода. В помещении было очень душно.
— Прилягте на кушетку, пожалуйста, — сказал Джиббон. — Располагайтесь поудобнее. Снимите туфли и ослабьте все, что вас сковывает.
Он произнес это таким тоном, словно бы читал перечень покупок. Чарли сбросила белые балетки и поинтересовалась:
— А нельзя ли приоткрыть окно?
— Скоро вам станет прохладнее. Температура вашего тела очень сильно упадет.
Гипнотизер вышел и возвратился со сложенным одеялом, которое положил на кушетку. Он все проделывал в том же самом неспешном ритме. Подойдя к окну, задернул тонкие занавески, и в комнате потемнело.
— Вы раньше уже подвергались ретрогипнозу, миссис Уитни?
Она вытянулась на кушетке, чувствуя себя неловко и жалея, что разулась, поскольку это сделало ее — по крайней мере, Чарли так казалось — более уязвимой. Подушка была комковатой.
— Да, один раз.
— Я беру тридцать пять фунтов, если сеанс окажется успешным, и пятнадцать фунтов, если ничего не получится. Приблизительно одному пациенту из восьми не удается вернуться в прошлое. Это займет два часа, и на первый раз мы должны проникнуть в две или три предыдущие жизни. Они обычно отстоят от нас на расстоянии от тридцати до трех тысяч лет. — Еще один перечень покупок.
Чарли взглянула на микрофон, скрытый в серой губчатой резине. От кушетки пахло винилом.
— Я записываю на магнитофон все, что происходит во время сеанса, и затем даю вам копию. Это входит в стоимость. Лягте поудобнее. Это очень важно, поскольку вам придется оставаться в одном положении довольно долго.
Чарли почувствовала, что ее охватывает паника. Невольно вспомнился фильм «Психо». «Небось его мать давно мертва, и сейчас он беседовал с разложившимся скелетом. Врач-маньяк заманивает пациентов и…» Тут она услышала снизу звук спускаемой в уборной воды и немного успокоилась.
— Может, вы хотите спросить меня о чем-то, прежде чем мы начнем? Я вижу, что вы нервничаете. — Он возился с записывающей аппаратурой, распутывая клубок проводов. — Это естественно. Возвращение в прошлые жизни открывает ящик Пандоры глубоко внутри нас.
— А у всех людей были предыдущие жизни?
Джиббон продолжал распутывать провода.
— Иисус Христос существовал до того, как явился на землю. Он говорил нам: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь». Библия полна упоминаний такого рода. Христианство основывается на идее вечной жизни. В доме Отца нашего много дворцов. В наших собственных жизнях похоронено множество прошедших. — Джиббон вытащил штепсель и воткнул его в другое гнездо. — Наши нынешние телесные оболочки — часть бесконечного процесса. У некоторых людей имеются глубокие травмы, перешедшие из предыдущих жизней и осложняющие им нынешнее существование. Когда они понимают, в чем причина, то всё налаживается. — Он снял футляр с новой кассеты, что-то написал на внешней стороне, а потом посмотрел на Чарли. — У вас есть конкретная психологическая травма? Какая-либо фобия?
