— Да, конечно, а потом мы тоже обязательно позовем вас в гости. — Чарли провела пальцем вдоль верхушки изгороди. — Вот только, кажется, я приношу вам неприятности?
Виола Леттерс в ответ странно посмотрела на нее, словно собираясь что-то сказать, но промолчала. Вдруг Чарли почувствовала, что однажды она уже стояла у этой вот изгороди и разговаривала с этой самой женщиной. Это ощущение усилилось, когда она взглянула на темную каменную стену: ей определенно были знакомы эти зубцы на фоне сине-стального неба и маленькие, разделенные перегородками оконца, смахивающие на бойницы средневековой башни.
— Мне пора идти. Я позвоню вам насчет среды.
— Спасибо, дорогая, — сказала Виола Леттерс, и Чарли вновь показалось, что все это уже было прежде. — И поблагодарите Тома за цветы, хорошо?
— Непременно.
* * *
Телефон замолчал, едва только Чарли нашла ключ, и теперь из дому доносился лишь взволнованный лай Бена. Когда Чарли распахнула дверь, подхватила хозяйственные сумки с купленными на обратном пути продуктами и, спотыкаясь, вошла в темную прихожую, она услышала щелчок автоответчика. Половина досок пола была приподнята, и вокруг лежали пока еще не подсоединенные трубы.
Чей-то голос из кухни разносился по дому. Она побежала по коридору.
— …и вдобавок прекрасная еда. Надеюсь, что оторвусь там по полной программе! Ладно, потом все расскажу тебе, пока!
Это был Ричард Ховарт. Вновь раздался глухой щелчок. Чарли вывалила свои покупки на кухонный стол и бросилась к автоответчику, но Ховарт уже повесил трубку. Напряженно мигал огонек: шесть сообщений. Бен радостно скакал вокруг хозяйки.
— Привет, малыш, ах ты, мой хороший! Да-да-да, я тоже рада тебя видеть! — Чарли опустилась на колени и крепко обняла пса, энергично лизавшего ей лицо. — Что, не сладко тебе сегодня пришлось? Ясное дело, мало удовольствия сидеть тут взаперти. Неужели Берни так тебя и не выпускал? Хочешь на улицу, да? Ну что, пошли гулять?
Бен пулей вылетел из парадной двери и понесся к утке, которая вперевалочку прохаживалась возле мельничной запруды. Утка в панике взмыла вверх.
— Бен! Ну как тебе не стыдно! — упрекнула пса хозяйка.
Бен завилял хвостом. Длинные тени лежали поперек газона и подъездной дорожки. Через час уже стемнеет. Чарли посмотрела на лесок, на тот холм с камнем в форме сердца наверху, под которым она нашла медальон. Вспышка узнавания полыхнула где-то глубоко внутри ее и тут же погасла. Вокруг было так спокойно. Чарли прислушалась. Словно бы какие-то невидимые музыканты настраивали инструменты перед вечерним представлением. Мерно шумела вода, звучали щебет, трели и отдаленное карканье птиц. На землю рядом с ней спикировал дрозд и принялся щипать траву.
Приостановившись на деревянном мостике, чтобы посмотреть вниз, на чистую воду, коричневатую в угасающем свете, она затем вскарабкалась по короткому мшистому берегу, достигнув пятачка, где когда-то стояли конюшни. Чарли пошарила ногами вокруг, в траве, ища какие-нибудь признаки камней, фундамента, но ничего не нашла. Она потянула носом, словно рассчитывая учуять запах горелого, который, разумеется, давно исчез, после чего прошлась туда-сюда, но не обнаружила даже намека на то, что здесь когда-то было какое-либо сооружение.
На противоположном берегу, на другой стороне водного потока, дом купался в зареве заходящего солнца. Штабеля кирпичей и строительных материалов лежали у ступенек, накрытые полиэтиленом, а поблизости, на траве, валялись две длинные стремянки. Повыше, вдоль кромки леска, шел ряд старых сараев, там же приютились навес для осла и старый деревенский сортир. Далее, в направлении конского выгула, расположились курятник и палисадник при кухне.
Лежавшая на земле овца одиноко заблеяла, когда Чарли прошла обратно по мостику и направилась дальше, по гравию, мимо амбара.
Из-за волдырей, оставшихся от кипятка, и мозолей, которые она натерла, гуляя по лесу в высоких сапожках, женщина слегка прихрамывала. На конском выгуле, позади изгороди, стояла пара гнедых кобылок, их силуэты четко вырисовывались на фоне красного шара солнца. Чарли захотелось сфотографировать эту картину. Вот только фотоаппарат был где-то на дне еще не распакованного ящика. Впрочем, огорчаться не стоит. Сфотографирует в другой раз, времени у нее предостаточно.
Внутри загончика, который устроил Гедеон, громко кудахтали куры. Молли, белая курочка, в испуге шарахнувшись от Бена, принялась бегать по кругу. Дейзи, белая с черными крапинками, вышла из курятника, покачиваясь из стороны в сторону, словно толстая дама, обвешанная покупками, и принялась клевать зернышки. А самая красивая, Клементина, коричневая с золотым воротником, просунула клюв через ячейку сетки, будто желая тоже сказать свое слово. Бен только недоуменно таращился на птиц, не зная, как ему себя с ними вести.
Чарли наполнила кормушку гранулами сухого корма, налила воды в специальную поилку. Затем присела на корточки у задней части курятника и, открыв дверцу ящиков с несушками, просунула туда руку. Бентамка, которую они назвали Боадицеей, издала пронзительный крик и, возмущенно захлопав крыльями, ретировалась. На том месте, где она сидела, остались два коричневатых, еще теплых яйца.
Чарли снова закрыла дверцу, вошла в загончик. И объявила:
— Пора спать, дамочки!
Она загнала птиц в курятник, закрыла дверь, тщательно задвинула верхний и нижний засовы и, очень довольная, отправилась восвояси, опустив руку в карман, куда положила свежие яйца. Ее радовала возможность есть собственные продукты. До настоящих фермеров им, разумеется, еще далеко, но все же начало положено.
Дома Чарли вспомнила про Виолу Леттерс. Бедняжка выглядела сегодня такой печальной, обязательно надо порадовать ее и поучаствовать в среду в этой благотворительной распродаже. Кухонные часы показывали 19:45. Положив яйца в корзинку на столе, Чарли сняла телефонную трубку и стала набирать знакомый номер.
17
Том лежал на Лоре, тяжело дыша, грудь его натужно вздымалась, сердце колотилось, по телу стекал пот. Он мягко скатился с любовницы, поглаживая ее маленькое плечико, пробежался пальцами по ее выбритым подмышкам.
Когда Лора повернулась к нему с серьезным видом, ему захотелось узнать, о чем она думает.
За окном темнело.
«Собирается дождь», — заключил Том, наблюдая за мерцающими огоньками на крыше башни-маяка в далекой бухте.
Комната была уютной и миленькой: пушистый белый ковер, белая плетеная мебель, вообще все белое, кроме нескольких зеленых растений… Спальня другой женщины: приятные незнакомые ароматы, другие мыло, дезодорант, духи — чувственная, запретная территория.
Наслаждаясь мягкой кожей Лоры, Том скользил пальцами по изгибам ее плеча.
— В субботу за обедом ты говорила, будто в другой жизни мы были любовниками. Что ты имела в виду?
— Что мы были любовниками когда-то прежде. Наверное, мы были знакомы в прошлой жизни, и вот теперь нас опять потянуло друг к другу.
