— О Иисус!
Кровать заскрипела. Чарли открыла глаза. Силуэт Тома вырисовывался на фоне окна. Электронные часы показывали 4:35. И тут она услышала этот звук.
Он шел снаружи. Ужасный, пронзительный клекот, сменившийся паническим визгом. Неистово залаял Бен. Том натянул халат и выскочил наружу. Чарли кинулась за ним следом, влетела в кухню и сунула босые ноги в высокие сапожки.
Они побежали по мокрой траве, под уже светлеющим небом, и чем ближе они подбирались к курятнику, тем ужаснее становился шум, превратившийся в кошмарную какофонию кудахтанья, хлопанья крыльев, хриплого клекота и стука проволоки… Сердце Чарли бешено колотилось. Сбитый с толку Бен остановился.
Поначалу она тоже ничего не понимала, думая, что куры просто сильно напуганы. Боадицея и Дейзи, Клементина и Молли дико били крыльями, словно пьяные, врезаясь друг в друга, в проволоку, спотыкаясь и волоча себя по полу силой крыльев, напоминая стариков на костылях. Создавалось впечатление, будто кто-то тряс курятник, как коробку. Боадицея поднялась в воздух, врезалась в сетку и перевернулась вверх ногами. Шея ее извивалась, клюв то открывался, то закрывался, а ее лапы, превратившиеся невесть почему в окровавленные обрубки, бились в конвульсиях.
Чарли вцепилась в руку Тома. Молли кувыркалась снова и снова, ее белые перья были в крови. Курица врезалась в сетку прямо перед Чарли, пытаясь протолкнуть голову через ячейку и словно бы моля о помощи.
— Бог мой, — в ужасе произнес Том. — Да какой же ублюдок такое сотворил.
Чарли в ужасе воззрилась на валявшуюся рядом хворостинку, которая на самом деле оказалась никакой не хворостинкой, а лапой одной из куриц. А потом она увидела и другую.
У всех птиц лапы были оторваны.
Горделивая Боадицея, пытавшаяся стоять на своих окровавленных культях, заваливалась теперь набок, беспомощно хватая клювом землю.
Не в силах более сдерживаться, Чарли отвернулась, и ее вырвало. Том, войдя в курятник, опустился на колени и взял на руки Боадицею. Несчастная курица обмякла, и с нее закапала кровь. А какофония звуков, казалось, становилась все громче. Крылья одной из птиц колотились о лицо Чарли, забрызгивая его кровью. Это была Клементина. Чарли подобрала и ее, но птица вывернулась и упала на землю, истекая кровью и разбрасывая вокруг перья. Сделав еще одну попытку, женщина ухватила курицу покрепче и положила ей на шею руку. Клементина на мгновение застыла, уставившись прямо в глаза хозяйке, ее клюв открывался и закрывался, будто она пыталась что-то сказать. Опустив ее, Чарли отвернулась.
Спотыкаясь, она выбралась наружу и уселась на мокрую прибрежную траву, прислушиваясь к лаю Бена и постепенно затихающим крикам кур. А потом наступило молчание, полное молчание. Не лаял больше Бен, затих даже рассветный хор птиц, и, казалось, умолкла вода в запруде.
Том сел подле жены. Лицо его и халат были забрызганы кровью, куриным пометом и перьями. Вытерев руки о траву, он сказал:
— А я-то думал, что люди — это единственные существа, которые убивают из спортивного интереса.
Перекрывая аромат душистой утренней росы, воздух наполнился медным запахом крови и мокрых перьев.
Небо над прудом было исполосовано мазками розового, желтого и серого. Чарли тупо смотрела на все это сквозь туман собственных слез. Денек намечался просто великолепный.
19
Держа маму за руку, как она делала всегда, когда навещала ее, Чарли сидела на утреннем солнышке, посматривая на цветы в хрустальной вазе и на дубовый комод, где хранилось почти все имущество старой женщины.
Кое-какая одежонка, несколько фотографий, разные безделушки, загранпаспорт с одним фиолетовым штампом на практически пустых страницах: «10 июля 1978 года, Барселона» — единственный раз, когда мать была за границей. Чарли с Томом взяли ее с собой на отдых в Испанию, где они сняли виллу. Матери там не очень-то понравилось: слишком уж жарко, извиняющимся тоном говорила она, да и запах в туалете весьма своеобразный.
— В понедельник ночью мы лишились своих несушек. Это было ужасно. Лисица не убила их, а просто откусила им лапы. Я хотела похоронить птиц, но Тому это показалось глупым, и он рассердился. Он сказал, что мы в любом случае съели бы их, так что нечего и выдумывать неизвестно что. Только я все равно не смогла себя преодолеть: закопала их подальше в лесочке, а потом купила четырех кур и положила в морозильник. Надеюсь, что муж ни о чем не догадается.
Ногти матери становились все длиннее, скоро их придется обрезать.
— Я подозреваю, что Том мне изменяет. Но пока помалкиваю, поскольку ничего не знаю наверняка. Не хочется выглядеть дурой набитой. — Она поколебалась. — А знаешь, с кем, я думаю, он крутит шашни? С Лорой.
Лора. Это имя застряло у нее в горле.
— Интересно, а папа когда-нибудь ходил налево?
Мать никак не реагировала на слова Чарли.
— А что ты имела в виду, мама, в понедельник, когда сказала: «Смертельная ложь»? Если я, конечно, правильно расслышала.
Послышалось хрипящее дыхание, непохожее на обычное. Мать вся дрожала, и по лицу ее струился пот.
— Что такое, мама? С тобой все в порядке?
За окном раздался детский крик, а потом оттуда донесся взрыв музыки: кто-то слишком громко включил автомагнитолу. Чарли было тесно в кремовом габардиновом платье, которое от жары буквально липло к коже. Здесь всегда было как в теплице, и летом и зимой.
— Как бы мне хотелось поговорить с тобой, мама, посоветоваться, как в былые времена. Мне ведь больше некого спросить, а нужно так много всего узнать. — Она снова помолчала. — А Гораций держится молодцом. Это моя золотая рыбка. Помнишь его? Ему сейчас уже одиннадцать лет. Том выиграл его на ярмарке в тире. Гораций был тогда в крошечном пластиковом мешочке, нам и в голову не приходило, что он у нас приживется, не говоря уже о том, что протянет целых одиннадцать лет. — Чарли искала в лице матери хоть какой-то проблеск понимания, но так ничего и не увидела. Она нежно погладила ее руку. — Забавно, что даже бессловесная рыбка в аквариуме может стать другом.
— Правда, — внезапно произнесла мать. — Возвращайся.
Чарли испуганно взглянула на нее, но старуха снова апатично смотрела перед собой.
— Ты сказала «правда», мам? «Возвращайся»?
Мать никак не реагировала.
— А что ты имеешь в виду? — Она наклонилась поближе. — Какая правда? Куда возвращаться?
Ничего. Чарли прислушалась к шуму уличного движения за окном. В соседней комнате зазвонил телефон. Мать все еще дрожала.
— Я помогала вчера на благотворительной распродаже в Элмвуде. Там есть одна старая дама, наша соседка, ее зовут Виола Леттерс. Очень старомодное имя Виола — ведь правда же? Так вот, она вовсю пытается втянуть меня в местное общество. Этакая миленькая бабушка божий одуванчик. Детей у нее нет, а муж умер давным-давно. Ты ведь тоже рано овдовела, да? А тебе никогда не хотелось снова выйти замуж? Я не мешала тебе в этом?
