Не лезь куда не надо, сучка.
Чарли уставилась на испорченный бланк. Ну не бред ли? Она, словно лунатик, бродила где-то во сне. Выкопала посреди ночи из земли медальон. Написала предостережение самой себе…
Может быть, это самогипноз? Сила внушения? Она вспомнила, как Лора посоветовала ей какую-то новую методику для обретения счастья. Следовало каждый день по полчаса стоять перед зеркалом и повторять: «Я, Чарли, умна, красива и здорова. Я, Чарли, любима и желанна. Для меня не существует никаких преград».
Ох уж эта Лора. Сучка. Овца драная.
Сидя за столом, Чарли старалась подавить рыдания, глядя то на пустое место на кухонном столе, где прежде стоял стеклянный шар с Горацием, то на мокрое пятно на полу. У нее совсем не было сил, но она не шла спать, ожидая, когда же зазвонит телефон.
Должен ведь Том позвонить ей и все объяснить.
Наверху надрывался радиоприемник: строители слушали музыку. Перелистывая страницы утренних газет, Чарли апатично просматривала колонки, бессмысленно расплывшиеся перед глазами пятна черного типографского шрифта и фотографии: террористы из Ирландской республиканской армии бросили бомбу, миллиардер разводится с женой, вот молодая кинозвезда на велосипеде, а это потерпевший аварию автомобиль… Чарли встала и принялась бродить по дому.
В спальне она взяла в руки медальон. А может быть, и ей тоже написать записку? Что-нибудь вроде: «Дорогой Камень, я люблю Тома. Пожалуйста, верни мне его. Чарли». Эта мысль слегка развлекла ее. Хмыкнув, она бросила медальон обратно в жестянку, закрыла ее и убрала в дальний ящик стола.
В маленькой комнатке, из которой могла бы получиться идеальная детская для их первенца, она подошла к окну и долго смотрела на амбар, мельницу, лесок… Начинали сгущаться тучи. На душе стало совсем погано, и Чарли заплакала.
В кухне она успокоилась и набрала номер Тома. Телефон был занят. Она подождала, на тот случай, если он пытается дозвониться ей, и повторила попытку. Но было по-прежнему занято. Чарли решительно повесила трубку.
Звонить Тому было проявлением слабости. Ему нужно время, пространство и что-то там еще, чтобы все обдумать. Именно так он и написал в письме. Вот и отлично. Пускай себе обдумывает на здоровье. И она тоже все хорошенько обмозгует. Надо проявить твердость, быть сильной и сохранять спокойствие.
* * *
Однако на деле Чарли было очень трудно сохранять спокойствие, когда на следующий день она приехала в Лондон и сквозь стеклянную витрину дамского магазинчика увидела Лору, показывающую покупательнице платье. Кипя от гнева, Чарли вошла внутрь.
— Это на редкость удачный фасон. Попробуйте примерить. Вам в самом деле… — Лора осеклась, увидев Чарли.
А та стояла у окна и невозмутимо изучала коллекцию платьев.
— Не знаю, уж больно вырез, на мой взгляд, большой, — засомневалась женщина.
Чарли перешла к вешалке с блузками.
— Сюда прекрасно подойдет шарфик, — обрела дар речи Лора. — И еще я бы посоветовала вам дополнить наряд парой перчаток…
Чарли уселась у кассы, взяла калькулятор и, легонько по нему постукивая, стала умножать и делить цифры, извлекать квадратные корни… Вошла другая дама, коснулась воротника свитера, щелчком перевернула бирку с ценой и тут же вышла обратно на улицу. Лора нервно взглянула на Чарли и снова принялась расписывать достоинства платья.
Однако уверенность исчезла из ее голоса, и покупательницу она упустила.
— Я подумаю, — сказала та и ушла.
Чарли набила на калькуляторе еще один ряд цифр.
— Привет! — Лора напряженно улыбнулась.
— Объясни мне, черт подери, что происходит? — произнесла в ответ Чарли, не поднимая глаз от калькулятора.
— Что ты имеешь в виду?
— Хватит уже ломать комедию! — Голос Чарли не предвещал ничего хорошего.
Лора пожала плечами:
— Ох, Чарли, мне жаль, что все так получилось…
— Да неужели? Тебе жаль?! И это все, что ты можешь сказать?
Лора отвернулась и принялась вертеть в руках рекламный проспект:
— А что бы ты, интересно, хотела от меня услышать?
Чарли встала:
— Ах ты, гадина. Сучка проклятая.
Она стремительно кинулась к выходу, рывком распахнула дверь и выскочила на улицу. Теперь Чарли уже сердилась на себя, сердилась за то, что вообще пошла туда и проявила слабость, хотя накануне твердо решила быть сильной.
23
Света вокруг было мало, но потом она сообразила, что никакая это не темнота, а тень. Она шла между двумя рядами высокого кустарника-изгороди, вдоль мощеной дорожки, плитка на которой уже раскрошилась. Вот она споткнулась об одиноко лежащий камень и чертыхнулась:
— Проклятье!
— Где вы?
— На какой-то дорожке.
— Как вас зовут?
— Н-не знаю.
— Сколько вам лет?
— Н-не знаю.
— Опишите мне, что на вас надето.
— Какое-то платье. Вроде бы кремового цвета и с узором.
— Какой оно длины?
— До середины икр.
— Какие на вас туфли?
— Коричневые. Каблуки слишком высокие. А мне сейчас не следовало бы ходить на каблуках.
— Почему?
— Да потому, что я беременна.
— А от кого?
— От Дика.
— У вас испуганный голос. Чего вы боитесь?
— Н-не знаю. Просто на душе тяжело. Очень неприятное ощущение.
Она миновала ферму Тадвелла: мощенный булыжником двор и трактор с прицепом для сена в полуразвалившемся амбаре. Затем прошла мимо пруда со стоячей водой.
Какой-то мужчина сидел на дорожке перед «Розовым коттеджем», малюя что-то на мольберте. Когда она приблизилась, он вежливо встал и зычно, словно командовал на плацу, поприветствовал ее:
— Добрый день!
— Добрый день, — пробормотала она в ответ.
— С кем вы разговариваете? — спросил чей-то голос вдали, голос, который она больше не узнавала.
— Просто восхитительный сегодня денек, не так ли? — сказал мужчина.
Она припомнила, что этот человек, кажется, был морским офицером в отставке.
Вот она добралась до ворот и, остановившись, пристально уставилась на Элмвуд-Милл. Какая-то лошадь на конюшне радостно заржала, словно узнавая ее. Лошадь. Внезапно словно бы черная туча окутала ее. Она достала из сумочки пачку сигарет и закурила.
