Страх поднимался по позвоночнику, окутывая ее холодом, заключая в объятия, затуманивая сознание. В глаза начал просачиваться свет, грубый расплывчатый свет, холодный, враждебный, наполненный неясными зелеными очертаниями, странными звуками. Она ощутила острый укол в животе, потом еще один… И закричала от ужаса.
— Ничего, ничего! Все в порядке! Все в порядке! — Лица. Глаза из-под масок. — Крепитесь, милая! Все будет хорошо!
В воздухе откуда-то возник шприц. Стоявший рядом мужчина взял его и вонзил в нее иглу. Пах опять захлестнула волна пронизывающей боли, и она снова закричала.
— Ну-ну, тихо! Все хорошо!
* * *
Лица растворились, превратившись затем в одно лицо. Глаза за толстыми стеклами. Одно-единственное лицо, омытое тусклым красным светом, неподвижное, немигающее, изучающее ее. Эрнест Джиббон.
Ей казалось, что она находилась под водой, где-то очень-очень глубоко, и слой воды давил на нее. Она попыталась пошевелиться, но тело словно бы налилось свинцом.
Все кончено. Она мертва. Он знал, что она может умереть, и она это тоже знала.
Джиббон продолжал изучать ее, не двигаясь. Чарли посмотрела на него, на того, кто так или иначе мог бы оживить ее. У него имелся ключ, гипнотизер знал, как снова вернуть ее в этот мир, знал тайный код — жест, слово, фразу, призванные вытащить ее оттуда. Чарли ждала, когда же это произойдет. Но он все молчал и молчал.
Интересно, сколько сейчас времени? Ей казалось, что в мансарде слишком темно. Голова у нее раскалывалась, и она не могла припомнить, когда пришла сюда, давно ли здесь находится. Ей хотелось, чтобы Джиббон заговорил, или улыбнулся, или хотя бы кивнул. Прошла добрая минута, прежде чем Чарли сообразила: она-то сама жива, это он умер.
32
На похоронах Виолы Леттерс Чарли сидела на скамье в церкви, зажатая между Хью и Зои. Подальше, в том же ряду, устроились Вик с женой. Несколько других лиц тоже показались ей знакомыми: одних соседей она видела на матче в крикет, с другими встречалась в местных магазинах.
Уставившись в молитвенник, Чарли изо всех сил боролась с желанием зевнуть, потому что накануне спала всего лишь два часа. Темно-синий костюм, купленный в прошлом году, оказался тесноват, но другого подходящего траурного наряда у нее не было.
Мельчайшие частицы человеческого тела имеют электромагнитные заряды. Когда трупы разрушаются — не важно, путем кремации или естественного разложения, — все это так или иначе возвращается обратно в землю, совершает новый цикл развития. У каждой частицы сохраняется своя память, это все равно как видеокассета, разбитая на крохотные фрагменты.
Слова Хью эхом отдавались в ее сознании.
Лицо Эрнеста Джиббона внимательно смотрело на нее. Неподвижное. Мертвенно-бледное.
Взглянув на заваленный цветами дубовый гроб с медными ручками, Чарли опять призадумалась: была ли какая-то связь между тем, что Виола Леттерс так расстроилась, увидев ту старую фотографию, и ее смертью?
«Глупости какие. Ну конечно же, снимок здесь совершенно ни при чем. Просто несчастный случай».
Чарли вздрогнула: ей вдруг почудилось, что это Эрнест Джиббон лежит в том гробу на подмостках, перед алтарем, в этой маленькой церкви с настенными фресками, датированными, как кто-то рассказал ей, еще временами норманнов.
Пели «Вечный Иерусалим». Чарли держала перед собой молитвенник и негромко подпевала. Это был ее любимый псалом. Обычно она находила его воодушевляющим, но сегодня все исполняли его словно бы в другой тональности.
Тот сеанс ретрогипноза начался в самом начале второго и должен был продолжаться часа два или три. Было уже десять вечера, когда она пришла в себя и увидела, что Эрнест Джиббон сидит рядом мертвый. Она коснулась его и отпрянула в страхе, понимая, что гипнотизер умер уже достаточно давно. Она сперва даже подумала, точно ли вышла из транса, уж не мерещится ли ей все это.
Чарли спустилась и постучалась в комнату его матери. Ответа не последовало, и она вошла внутрь, увидев пожилую, болезненного вида женщину, лежавшую в постели и смотревшую телевизор.
— Миссис Джиббон, — сказала она, — надо срочно вызвать «скорую помощь» для вашего сына.
— У него пациентка. Его нельзя беспокоить во время приема, — ответила старуха, не поворачивая головы. — Он не разрешает.
— Мне надо позвонить. Дело не терпит отлагательств.
— Его нельзя беспокоить. Это слишком опасно.
Старуха походила на ее приемную мать на ранних стадиях болезни. Чарли отыскала в гостиной телефон и вызвала «скорую». Потом выпустила Бена из машины и изумилась тому, как долго пес терпел.
Бригада «скорой помощи» была очень недовольна тем, что их вызвали к покойнику. Объяснив, что Эрнест Джиббон умер по меньшей мере шесть часов назад, они велели Чарли связаться с его лечащим врачом, чтобы тот выписал свидетельство о смерти.
Мать Джиббона вышла из своей комнаты в ночной рубашке, из которой выглядывала иссохшая грудь, и объявила, что ее сын занят с пациентами, а потому его запрещено беспокоить. Когда Чарли попыталась объяснить врачам «скорой помощи», что сама много часов находилась в гипнотическом трансе, а потому не заметила, как человек, с которым она находилась в одной комнате, мертв, те наверняка подумали, что, должно быть, она такая же чокнутая, как и старуха, и, вызвав полицию, уехали.
Она дождалась полицейских, понимая, что мать Джиббона не в состоянии осознать происшедшее, и в итоге ей пришлось утихомиривать старуху: та впала в истерику, когда наконец увидела тело сына и истина стала очевидной.
Потом вдруг появилась женщина-полицейский и стала заниматься матерью умершего, а Чарли, уже в шестом часу утра, в конце концов уехала. Когда она добралась домой, было светло, и это обстоятельство ее порадовало.
На автоответчике обнаружилось три послания от Тома. Одно поступило рано утром в воскресенье, он сообщал свой жене телефонный номер и номер комнаты в гостинице. Второе было оставлено утром в понедельник: Том сказал, что весь день будет на службе. И наконец, вечером в понедельник он собирался в Шотландию по делу об опеке и обещал позвонить, как только доберется туда.
Чарли легла в постель, собираясь уснуть, но события двух минувших дней прокручивались в сознании, а ее возвращение в прошлое оказалось слишком уж ярким. Чарли начинала дремать, но каждый раз просыпалась в холодном поту, уверенная, что все это еще продолжается. Она была убеждена, что та женщина с прогоревшими до щетины волосами и почерневшим лицом до сих пор стояла в дверном проеме и пристально смотрела на нее; что она находится в карете «скорой помощи» и умирает, но врачи не дадут ей уйти, нет, они не отпустят ее…
Недаром Тони заподозрил у нее эпилепсию. Прекрасно. Значит, этим-то все и объясняется. Перемещения во времени. Иллюзии. Галлюцинации…
Прихожане опустились на колени для последней молитвы, и служба завершилась. По проходу между церковными скамьями первой прошла какая-то супружеская пара: невысокий и полноватый пожилой мужчина, лицо которого смутно напоминало Виолу Леттерс, напряженно выступал рука об руку с элегантной, мертвенно-бледной женщиной. За ними последовали нарядно одетые детишки с передних скамей и вполне взрослые люди, совершенно не похожие на местных жителей, пришедших отдать своей соседке последний долг.
