Сашка расстегнула куртку. Уронила на пол. Сняла через голову свитер, потом еще один, осталась в синей майке. Мельком глянула на свои предплечья и локти; посиневшая бугристая кожа кое-где была покрыта лиловыми перьями.
Портнов присвистнул и снял очки. В его взгляде появилось теперь нечто новое. Если бы Сашка не знала Портнова — подумала бы, что это страх.
— Вы довольны? — спросила Сашка, глядя на Стерха. — Я хорошо поработала?
— Да. Я доволен.
Стерх не был похож на себя. Куда девался мягкий, немного рассеянный Николай Валерьевич; горбун стоял, хищно подавшись вперед, и смотрел на Сашку, как китобой на лучшего в своей карьере кита. Как кот — на выдающуюся мышь. Как охотник на призовую добычу. А у Сашки не было глаз, чтобы достойно ответить на этот взгляд.
— Спасибо, — сказала Сашка. — Вы своего добились. Вы сделали из меня вот это.
Комната поплыла. Сашка видела ее зудящей кожей, видела стену за спиной, ключ в замочной скважине, круглую бирку «38», щербинку на дверной ручке. Институт специальных технологий переработал ее, переварил, как хотел.
— Все, — сказала Сашка шепотом. — С меня хватит. Я больше не могу.
Горбун подхватил ее, падающую. Обнял. Это было так неожиданно и дико, что она замерла, не посмев вырываться.
— Я был прав, Олег. Ты видишь, я даже недооценивал… Ты подарок, Сашенька. Талант. Ты вырвалась из оболочки, вылупилась из яйца… ты видела цыплят? Им надо дать время, чтобы прийти в себя… Освоиться с новым миром и своим новым местом в мире… Ну-ка, перестань. Все хорошо. Ты прорвалась на свою главную дорогу, теперь ты пойдешь по ней, шаг за шагом, будешь учиться и выучишься. И все тебе будет понятно… Нет, но какой подарок!
И Сашка, смотревшая на горбуна кожей щек, разглядела на его глазах слезы.
* * *
Он вел ее по коридору, и студенты, идущие навстречу, расступались. Сашка, в куртке с низко надвинутым капюшоном, в темных очках, в шерстяных перчатках шла под конвоем, съежившись, опустив глаза. Стерх держал ее за локоть — чтобы не свалилась или чтобы не удрала. Скорее всего, и то и другое.
Они были на первых ступенях лестницы, ведущей в административное крыло, когда из-за бронзовых копыт конной скульптуры выбежал Костя.
Сашка рванулась, освобождаясь. Стерх поймал ее за капюшон.
— Костя! — крикнула Сашка. — Прости. Я… не смогла прийти на английский!
Костя остановился, переводя взгляд с Сашки на горбуна и обратно.
— Что вы с ней сделали?!
— Завтра, — с улыбкой предложил Стерх. — Вы встретитесь завтра и обо всем побеседуете… Извините, Костенька, у нас совсем нет времени.
И он повлек — почти поволок — Сашку вниз, в кабинет. Она хотела на ходу крикнуть Косте «Спасибо»…
Но у нее не повернулся язык.
* * *
Она вернулась в общежитие в половине двенадцатого ночи, едва живая, но в человеческом обличье. Еще пробегали по коже колючие искорки, еще ныл позвоночник, но в глазах были и зрачок, и радужка, а руки, хоть и непривычно белые, перестали быть похожими на механические протезы.
Стерх возился с ней долго. Ей казалось, что это никогда не закончится. Она сидела за столом — в наушниках, перед ней лежала стопка бумаги, а скрюченная рука держала карандаш. Стерх рисовал перед ней знаки, один за другим, сложные незнакомые знаки, не связанные, на первый взгляд, никакой системой, а Сашка должна была вписывать недостающие линии, а тишина давила на барабанные перепонки, и Сашка, покорившись неизбежному, каким-то чудом догадывалась, чего не хватает, и водила карандашом, и стопка исписанных листов перед ней росла. Стерх менял диски в плеере и сам переключал треки.
За эти часы Сашка много нового узнала о тишине. Молчание могилы, которой две тысячи лет, не было похоже на беззвучие ледяной пустыни где-то в далеком космосе. Сашка перестала ощущать боль и время — зависла, как муха в янтаре, и пришла в себя только тогда, когда Стрех пустил ей в глаза световой луч, отразившийся в перламутровом зеркальце.
— Ну-ка… Смотрим на меня… Славно. Вот это совсем другое дело. Просто дух захватывает, что тут еще можно сделать, какая предстоит нам с вами работа… Редкий дар. Редкостный.
За маленькой дверью обнаружилась крохотная душевая с зеркалом во всю стену. Сашка смотрела на себя и видела осунувшуюся, с перепуганными глазами, растрепанную, но совершенно нормальную девицу. Человека.
— Вам не холодно? Наденьте свитер… Значит так, Сашенька, вы начинаете работать по специальному графику, мы с вами будем заниматься каждый день, кроме субботы и воскресенья. У нас наметилась тенденция к бесконтрольному метаморфозу, вот с этим-то и начнем бороться в первую очередь. Хотите есть? Может быть, чай? Спокойнее, Саша, спокойнее, это день вашей победы, это праздник… Вы устали, я понимаю.
Она добрела до своей комнаты, держась за стену. Лена и Вика, разумеется, не спали — сидели над учебниками.
— И где ты была?
— На занятиях.
— Здорово вас гоняют на втором курсе, — с сочувствием сказала Лена.
— Нас будто мало гоняют, — проворчала Вика. — А что еще будет…
И обе согнули спины над текстовыми модулями, а Сашка легла в постель и потеряла сознание.
* * *
Она проснулась рано утром — не позже пяти — оттого, что надо было подниматься и выходить на пробежку. Села на кровати, ничего не соображая, помотала головой и тогда только вспомнила, что обязательных пробежек больше нет, что она учится в институте специальных технологий, что вчера она превратилась в чудовище…
И что Егор оскорблен. Сашка обещала прийти — и не пришла. Он просил впустить его — а она не открыла дверь. И еще была сцена с Женей, ставшая, конечно, достоянием всего общежития.
Посапывали в тяжелом сне соседки. Сашка встала, зажгла настольную лампу и тогда только обнаружила, что ее запястья покрылись чешуей, и шея, по всей видимости, тоже.
Она нашла зеркало. Да: розоватая, перламутровая, мягкая, но с каждой минутой все более твердеющая чешуя.
Вытащила из сумки плеер. Хоть бы не сели опять батарейки; поставила диск, полученный вчера от горбуна. Три минуты сидела, не двигаясь, пропуская через себя тишину, как губка — горячую воду.
Чешуя превратилась в кожу — грубую, обветрившуюся. Все, как обещал Стерх: «Учтите: по утрам возможны рецидивы. Организм во сне, в бессознательном состоянии, станет выходить из-под контроля. Не пугайтесь; я даю вам вот этот диск, он ничего не значит для вашего развития, у него единственное назначение: стабилизировать вас в человеческом теле. Встаете утром, идете в туалет, чистите зубы — слушаете. Даже если чувствуете себя хорошо, все нормально — все равно слушаете. И не надо бояться, Сашенька, самое сложное позади!»
Потерев шею, помассировав запястья, Сашка легла на спину и уставилась в потолок.
