Человек в длинном плаще молча склонил голову перед удивлённым стратегом. Дождавшись, пока удалился слуга, сопровождавший незванного гостя, Дорилай горячо обнял его со словами:
— Приветствую тебя, Рутилий! Вот уж кого не ожидал увидеть в Синопе… Какими судьбами?
— И я приветствую тебя, Дорилай Тактик, — гость снял плащ и небрежно бросил на скамью. — Мне удалось устроиться на один из посольских либурнов проревсом
[68].
— Ты смыслишь и в мореплавании? — удивился стратег.
— Научили… — горькая улыбка чуть тронула крупные, резко очерченные губы гостя. — Мне довелось два года служить вольнонаёмным транитом
[69] военного флота Эллады
[70]. Пока нашу триеру
[71] не пустили на дно киликийские пираты… Потом меня привезли на остров Делос, где продали по сходной цене пергамскому купцу. В Пергаме мы с тобой и встретились, стратег.
— Как ты очутился в Риме?
— После поражения Аристоника я некоторое время скрывался в лесах. Но нас травили словно волков, и мне ничего иного не оставалось, как бежать из Пергама. В трюме грузового судна я перебрался в Афины, а оттуда — в Рим. Там меня, понятное дело, не искали — кто мог подумать, что один из ближайших соратников Аристоника Пергамского осмелится сунуть голову в пасть льву?
— Я от всей души рад увидеть тебя в живых, — с невольным восхищением посмотрел на гостя Дорилай. — Приглашаю тебя отужинать…
Ужинали вдвоём, из предосторожности — так захотел Рутилий. После обильной трапезы их беседа продолжилась.
— …Прости, Рутилий, возможно, мой вопрос покажется тебе бестактным… Но, всё-таки, как мог ты, римский гражданин, поднять оружие против Рима?
— Римлянин… Сын доблестных родителей, оставивших ему в наследство десять югеров
[72] земли, дряхлого вилика
[73], распутную девку-ключницу, четырёх престарелых рабов, от истощения едва державшихся на ногах, и около двух тысяч денариев долга, — в низком, немного хрипловатом голосе гостя звучал сарказм. — Чтобы не быть закованным в кандалы должника, мне пришлось записаться в легионеры. Два наградных венка — за храбрость и за взятие крепости — центурион… Тяжёлое ранение — и пленник иллирийцев
[74]. Тогда клеймо раба мне наложить не успели — бежал в Элладу. Чтобы не помереть с голоду, нанялся гребцом на триеру. Киликийские пираты, Пергам… Сначала раб в черепичной эргастерии
[75], затем вольноотпущенник. Заслужил свободу тем, что спас хозяина от грабителей. Поступил на службу в войско царя Аттала III, где уже через год под моим командованием была тысяча отборных гиппотоксотов
[76]. И наконец — дружба с Аристоником. Остальное тебе известно.
— Ты так и не ответил на мой вопрос.
— И вряд ли отвечу… — Рутилий стал угрюм, черты его смуглого, покрытого шрамами лица затвердели, длинный орлиный нос ещё больше заострился. — Даже себе. Всё случилось помимо моей воли. Возможно, из-за дружбы с Аристоником. Я не мог его предать.
И добавил после раздумий:
— Но, вернись время вспять, я поступил бы так же.
— Опасный ты человек, Рутилий…
— Римскому Сенату это хорошо известно, — хрипло рассмеялся гость стратега. — За мою голову обещано столько золота, сколько она весит, — и уколол Дорилая пронзительным взглядом.
— Надеюсь, ты не считаешь, что у меня денежные затруднения? — понял его Дорилай и обиженно нахмурился.
— И что Дорилай Тактик любит Рим больше своей отчизны… — подхватил его мысль Рутилий. — Конечно, нет. Потому и пришёл сегодня именно к тебе. Ты был во дворце на приёме легата?
— Нет.
— Почему? — удивился Рутилий. — Ты в опале?
— У меня нашлись дела поважней… А если честно, то физиономия достопочтенного Марка Эмилия Скавра мне надоела ещё со времён пергамской войны.
Рутилий понимающе улыбнулся.
— Но о чём шла речь, я знаю.
— Фригия?
— Да.
— Давно и хорошо отработанный приём римской дипломатии. Понту нужно готовиться к большой войне.
— К сожалению… — стратег наполнил фиалы вином из кратера. — Судя по всему, жрецы Беллоны
[77] скоро принесут свои секиры в храм богини.
— Поэтому я и стремился во что бы то ни стало пробраться в Понт.
— Я так и понял. И с нетерпением жду твоего рассказа.
— Могу утешить тебя, стратег. Риму пока не до Понта. Похоже, там назревают события, последствия которых непредсказуемы. Гая Гракха на этот год трибуном не выбрали. Консуляр
[78] Фульвий Флакк, эта грубая, несдержанная скотина, вместо того, чтобы помочь ему, сутками пьянствует и устраивает оргии. Гай Гракх теряет единомышленников. Новый консул Луций Опимий не скрывает своих намерений покончить с реформами братьев Гракхов, а значит, и с бывшим трибуном. Свободных легионов для похода на Восток у Рима нет — идёт война с арвернами и аллоброгами.
— Спасибо тебе, Рутилий, — крепко сжал кисть его руки стратег. — Ты вселил в мою душу надежду.
— Я ещё не всё сказал. Вместе с Марком Эмилем в Синопу прибыл Авл Порций Туберон.
— Купец? Ну и что из этого? — с недоумением воззрился на гостя стратег.
— Берегитесь его. Я не знаю, что он замышляет, но этот хитрый лис немало попортил нам крови в Пергаме. Он такой же купец, как я римский сенатор.
