Довольные охотники не таясь шли по звериной тропе. Они восхищались удалью Митридата и беззлобно подтрунивали над неудачливым Гаем. Неожиданно Гордий, шедший впереди с огромным куском оленины на плечах, резко остановился и поднял глаза вверх.
— Что случилось, Гордий? — встревоженно спросил Паппий — он знал, что у оруженосца царевича необычайно острый слух.
— Тихо… — предупредил Гордий, медленно опуская нелёгкую ношу на землю.
Его взгляд блуждал по скалам, скрывающим вход в ущелье. Наконец он довольно ухмыльнулся и показал рукой:
— Там…
Первым увидел пчелиное гнездо Гай. Небольшое, почти правильной формы круглое отверстие у вершины скалы было облеплено чёрными шевелящимися гроздьями пчёл. Видимо один из весенних камнепадов обрушил камень, прежде скрывавший леток улья-пещеры, и трудолюбивые насекомые теперь спешно латали повреждённые соты.
— О, боги, какая удача! — вскричал Гай и запрыгал от радости, как молодой козлёнок.
Охотники дружно рассмеялись, глядя на ликующего товарища: Гай прослыл сладкоежкой. Впрочем, и они были не прочь полакомиться душистым мёдом, чтобы хоть как-то разнообразить свой достаточно скудный стол.
Тем временем Гордий, перекинув через плечо аркан и приторочив к поясу довольно вместительную сумку с сухими щепками и ветками можжевельника, дымом которого он собирался выкурить свирепых горных пчёл, начал взбираться на скалу. Слуга царевича обладал недюжинной силой и был цепок и проворен, как кошка. Вскоре он добрался до вершины и, устроившись в неглубокой расселине, чтобы не быть на виду у пчёл, стал терпеливо орудовать кресалом; дымокур Гордий смастерил из куска толстой невычиненной кожи. Остальные со всё возрастающим нетерпением внимательно следили за его действиями, возбуждённо переговариваясь.
Наконец сухой мох-растопка начал медленно таять в почти невидимом пламени, и Гордий поторопился положить в ещё хилый огонь кусочки сухой травы и щепу. Пока дымокур разгорался, оруженосец, улыбаясь, показал друзьям, что всё в порядке и перевёл взгляд на ущелье. Его плоские уступы были видны словно на ладони — скала возвышалась над плоскогорьем будто острый сук сваленного бурей гигантского дерева.
И тут недоумевающие охотники увидели, как Гордий в большой спешке стал тушить огонь голыми руками. Митридат хотел было окликнуть его, чтобы спросить о причине столь необычного поступка, но Гордий опередил царевича, подав знак, — опасность! прячьтесь! Наученные горьким опытом преследуемых всеми изгоев, охотники не мешкали, и через какое-то мгновение тропа стала пустынна. Лишь ветки кустарника с нежной ярко-зелёной листвой ещё некоторое время покачивались, указывая место, где затаились товарищи Гордия.
Оруженосец, забившись поглубже в расселину, надолго застыл в полной неподвижности. Только горный охотник с орлиным взором, хорошо присмотревшись, мог заметить среди причудливых изломов каменных глыб бесформенную массу, весьма отдалённо напоминающую фигуру человека. Казалось, Гордий превратился в несуразное каменное изваяние, высеченное рукой первобытного дикаря. Лишь большие чёрные глаза юноши полнились тревожной жизнью на мертвенно-бледной маске лица.
Ближе всех находился каппадокиец, его и увидел Гордий. Поминая недобрым словом своих и чужих богов, кардак со злобной завистью больше следил за расположившимися в тени густого кустарника Исавром и перекрашенным персом, нежели за тропой. Он лежал на самом солнцепёке, спрятавшись за мшистую каменную глыбу, и время от времени отхлёбывал из маленького дорожного бурдючка отдающую болотной гнилью тёплую воду.
Острый взгляд Гордия ощупывал каждый кустик, каждую ложбинку скальных отрогов, нависающих над ущельем. Дольше всего он присматривался к небольшой, но густой рощице на взгорье, откуда, судя по всему, кардаки вскарабкались наверх. Наконец оруженосец удовлетворённо вздохнул и покривил губы в жёсткой ухмылке. Выбрав момент, когда каппадокиец в очередной раз приложился к бурдюку, Гордий ящерицей скользнул вниз, к тропе.
— Что случилось? — сурово сдвинув брови спросил Митридат, когда Гордий присоединился к остальным охотникам.
— У нас гости… — сверкнув белками глаз, ответил Гордий, торопливо пристёгивая к поясу ножны с мечом.
— Где? — и вовсе помрачнел царевич.
— В ущелье. Готовят нам мышеловку.
— Невелика беда, — беззаботно улыбнулся Гай и порывисто схватил лук. — Нам это не впервой. Мы их всех перестреляем, как тех, что приходили в прошлый раз. Славная будет охота! Зайдём сзади и…
— Замолчи! — резко оборвал его Митридат, заметив осуждающий взгляд немногословного Гордия. — Сколько их?
— Много. Похоже, это кардаки, — сказал Гордий.
— Кардаки? — побледнел Паппий. — Они опытные, бывалые воины. Нам с ними не сладить.
— Да, — угрюмо подтвердил Гордий. — Кроме того, на них кольчуги и панцири.
— Бежать, нужно бежать! — подхватился Паппий.
— Куда? — хмуро спросил царевич.
— Куда глаза глядят! — Паппий с лихорадочной поспешностью стал набивать свою вместительную сумку пучками целебных трав — он собирал их в любое свободное от охоты время и теперь нёс на длинной палке для более быстрой просушки. — Уйдём вглубь гор, там им нас не сыскать.
— Да, горы большие, места, чтобы спрятаться, там достаточно, — задумчиво сказал Митридат. — Но, видят боги, мне надоело изображать зайца на псовой охоте. Кроме того, кардаки — великолепные следопыты, они нас рано или поздно из-под земли достанут. Нужно драться!
— Господин, — с неожиданным смирением в голосе обратился к царевичу Гордий. — Позволь мне высказать свои соображения.
— Говори, — отрывисто бросил Митридат, с мрачной решимостью пробуя остроту меча.
Царевич слушал Гордия не очень внимательно, но когда тот закончил свой несколько нескладный монолог, глаза Митридата вдруг вспыхнули, и мрачное лицо озарила улыбка.
— Лучше не придумаешь! — воскликнул он и дружелюбно похлопал слугу по плечу. — Гордий, у тебя ум великого стратега. Клянусь Дионисом, придёт время, и палудамент полководца я лично возложу на твои плечи.
Он какое-то время молчал, глядя расширившимися глазами куда-то вдаль; затем решительно тряхнул медными волосами и сказал:
— Пошли! И да хранит нас Дионис…
В рощице на взгорье, под сенью вековых клёнов, паслись, привязанные длинными чембурами к стволам, лошади кардаков. Их охраняли двое: узколицый перс и низкорослый кривоногий армениец, смахивающий на обезьяну, настолько была густа растительность, покрывающая его с ног до головы. Перс, пребывавший в блаженном состоянии из-за того, что именно на него пал выбор Исавра сторожить коней, дремал в самой густой тени, а туповатый, но подозрительный армениец, не выпуская из рук оружия, ходил кругами, как сторожевой пёс, буравя маленькими глубоко посаженными глазками окружающие их заросли.
Гордий пробирался между деревьями с бесшумностью вышедшего на охоту барса. Его целью был перс. Задача оруженосца только с виду казалась лёгкой: бывалый воин, перс-кардак и во сне был настороже. Он пробуждался от малейшего шороха, и тогда его чёрные выпуклые глаза загорались злобной настороженностью и обстоятельно осматривали окрестности, а сухая мозолистая правица оглаживала рукоять меча.
