Нет, не похоже. Их позы, выражения лиц, то, как близко они стоят — все это указывает на дружбу. Причем равную! Шереметьев одинаково хорошо знал обоих парней, стоявших рядом с ним. Вот только куда делся третий, если дальше, на более поздних фотографиях, их осталось только двое?
На это мог пролить свет документ, вот только когда Кира его увидела, ей стало не по себе. В руках она держала один лист из обвинительного приговора — всего один, не сохранивший никаких указаний на преступника. Но, если учитывать историю ее семьи, и это было много.
— Это не может быть он, Супчик, — тихо сказала Кира. — Мама всегда говорила, что он — мелкий уголовник, а тут совсем не мелкий, тут кто-то на много лет мотаться по лагерям отправился! Да и не похож он… Или похож?
Однако старая фотография, на которой были изображены трое, да еще и в полный рост, не позволяла толком рассмотреть лица. Кира могла вглядываться в незнакомца до рези в глазах, это ничего не меняло. Иногда ей казалось, что она видит в нем знакомые черты, иногда — что это посторонний человек, с которым у нее нет ничего общего.
— Козлина, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Это я не про него, если что, а про Шереметьева. Намекает он! На такое нельзя намекать, нужно говорить прямым текстом, я ведь тут с ума сойду! Но ему все равно, он уже умер, правила игры не изменятся. Так что ищем следующий ход, да, Суп?
Однако Супчик уже дремал. Ему казалось, что раз хозяйка здесь, с ним, нет смысла суетиться. А ей хотелось поговорить, спросить у кого-то, действительно ли человек на фото похож на нее — или ей просто чудится.
Не вовремя же Илья решил ее подвести!
Отложив в сторону бумаги, она высыпала на ладонь разноцветную гальку. Камни были шершавыми, не полированными и напоминали крошку, оставшуюся после дробления камня побольше.
Хотя почему «напоминали»? Скорее всего, так и было. — Так, Суп… Похоже, нам теперь нужно искать гранит.
* * *
1996 год.
Косте не хотелось становиться глашатаем дурных вестей, но иначе он не мог, он и так молчал слишком долго. А когда он увидел Солодова, его решимость лишь окрепла.
Они не виделись несколько месяцев, больше полугода. Костя знал, что в это время Валера серьезно болел, но не думал, что все так плохо. Перед ним сидел молодой мужчина, его ровесник — но это только в теории. По факту же, Костя видел руины человека с потухшим взглядом. В этот момент ему даже стало стыдно за собственное здоровье.
— Ты как? — спросил он и тут же пожалел об этом. Разве не понятно?
Но Валерка не был ни обижен, ни задет. Он даже сумел улыбнуться, и стало видно, что с зубами у него тоже серьезные проблемы.
— Лучше всех!
— Прости, тупо прозвучало…
— Да нет, нормально. Здесь и правда стало лучше. Пару лет назад совсем задница была, а теперь какая-никакая цивилизация! А у тебя что слышно? Лучше расскажи мне, как ты живешь, всяко интересней, чем… это.
Они часто так разговаривали — спокойно, обыденно, будто ничего особенного и не произошло. Раньше это помогало, а сейчас казалось кощунственным, и Косте хотелось побыстрее перейти к главной теме, сбросить с себя этот груз — или разделить его с кем-то.
— Валер, я должен тебе кое-что сказать… но тебе это не понравится.
Казалось, что эти слова не произвели на Солодова никакого впечатления — или он просто потерял возможность показывать эмоции. А может, даже испытывать?
— Если ты боишься испортить мне настроение на этом карнавале жизни, то зря, — только и сказал он. — Думаю, я уже готов ко всему.
— Это про Андрея…
— Того Андрея, от которого ни слуху ни духу уже много лет?
— Да. И для этого, похоже, есть причина…
Отправляясь в колонию, он долго думал, как лучше рассказать об этом. Какие слова подобрать, как смягчить удар, который по сути своей беспощаден? Но понял Костя только одно: иногда правильных, волшебных слов просто не существует. Нельзя сделать чудовищную новость менее чудовищной, обернув ее розовой ленточкой. Тут как с погружением в ледяную воду: лучше сразу нырнуть, пройти через шок, а потом уже решать, как быть дальше.
Валера слушал его молча, не перебивая. В какой-то момент он низко опустил голову, и могло показаться, что он потерял интерес к длинной речи. Однако Костя знал его много лет, помнил эту привычку, теперь казавшуюся зловещей лишь из-за того, что его собеседник напоминал живой скелет.
Закончив рассказ, Костя перешел к главному:
— Думаю, мы еще можем все исправить.
— Все — это что? — глухо спросил Солодов.
— Твой приговор! Нужно добиться пересмотра дела, но теперь уже другого… Задача не в том, чтобы доказать, что ты не виновен, а в том, чтобы доказать виновность Андрея. Понимаешь? Одно вытекает из другого! Правда на твоей стороне, и мы сможем…
— Нет.
Косте казалось, что все очевидно, тут и раздумывать не о чем. Нужно определиться только с деталями, а сам план — он вот: бороться за справедливость. Поэтому твердое, решительное «Нет» выбило его из колеи, заставив замолчать на полуслове.
— Погоди… Что значит — нет?
— То и значит. Я не буду этим заниматься, и не нужны мне никакие адвокаты.
Валера наконец поднял на него взгляд, и в его воспаленных глазах читалась трезвая, уверенная решимость. Он не был подвержен лихорадке, он знал, о чем говорит.
— Но ты же невиновен! — возмутился Костя.
— Я знаю. А вот знаешь ли ты, что виновен Андрей?
— Все на это указывает!
— Я не о том тебя спросил.
И тут Костя понял: Солодов не пытался защитить честь их друга. Возможно, Валера сам давно уже понял, что его приговор не был трагическим стечением обстоятельств и что не конкуренты его подставили. Но он молчал об этом, не видя смысла говорить.
Доказательств вины Андрея и правда не было. Его знакомство с Акрамом Амани само по себе — не преступление, а доказать, что эти двое занимались поставкой в Россию наркотиков, Костя пока не мог.
— Нужно пытаться, — уверенно заявил он. — Искать, уже не в рамках самодеятельности, а на должном уровне!
— Тебе легко об этом говорить, потому что для тебя нет риска.
— А для тебя он разве есть? Что тебе уже терять?
— Ты или слепой, или совсем уж эгоист, я все никак не пойму, — задумчиво произнес Валера. — Что мне терять… Да, действительно, как это я не устал гнить здесь?
— Я не то хотел сказать…
— Да ты и сам не знаешь толком, чего хочешь, поэтому скажу я. В отличие от тебя, я давно уже не испытываю иллюзий насчет Андрея. Он не просто жесток, он мстителен. Начиная с ним войну, нужно бить наверняка, а не надеяться на «может быть, следствие что-то обнаружит». А если не обнаружит? Думаешь, все вернется на круги своя? Нет! Он захочет преподать урок. Тебя он тронуть не сможет, ты нужен ему для бизнеса, поэтому он отыграется на мне. Я готов на деньги спорить, что он добьется увеличения срока. А я уже половину отсидел, Костя! Я могу выйти раньше за примерное поведение.
