— Тогда у нас же теперь есть доказательство! — Макс вскочил с места и схватил листок, потрясая им в воздухе. — Феня, это наше спасение, если майор попытается на нас наехать! Ну, в смысле, будет ругаться…
— Почему?
— Потому что он злобный вепрь… клыки только прячет на людях… и хвост… а после работы бешеный по лесам носится… — Макс махнул рукой куда-то в сторону. — Ладно… Здесь все можно уладить. Уже не полное дно… Так, давай дальше обсуждать… У меня тоже есть лист… где он…
Макс порыскал в кармане брюк, рассеянно оглядывая комнату в поиске мелкой свернутой записки, которую он с трудом смог отыскать в парке под скамейкой. Несмотря на довольно раннее утро и наставление «не привлекать внимание» Максу свезло стать объектом обсуждения бригады уборщиков, с нескрываемыми улыбками рассматривающих вполне приличного с виду парня в светлых джинсах и белой майке с серебристо-серыми слоганами на английском языке, более двадцати минут пытающегося исследовать дно скамейки, не забывая добавлять к своему стильному образу элементы гранжа. Иными словами, неведомое количество расплывчатых буро-серых пятен, полученных от сочетания асфальтированной дорожки, песка из детской площадки и щедро политой клумбы.
В качестве бонуса, когда Макс все-таки сумел найти приклеенную скотчем тонкую бумажную трубочку, в непосредственной близости показалась худощавая старушка лет семидесяти, выгуливающая мелкую лохматую собачку. Как выяснилось позднее, старушка обладала способностью к неравнодушному отношению ко многим жизненным аспектам, в чем ее определенно поддерживал четвероногий питомец, подкрепляя уверение хозяйки личным энтузиазмом.
Поэтому, когда Макс попытался радостно подняться, крепко сжимая непонятный для сторонних обозревателей предмет в руке, до него донеслась фраза, изысканно подчеркивающая небезучастное восприятие окружающего мира:
— Нам еще здесь только наркоманов не хватало!
После этого взгляд Макса сначала встретился со скалящейся неподалеку пастью, окруженную желто-коричневыми клоками шерсти, а затем с обладательницей строгого голоса.
Сила и непредсказуемость безусловных рефлексов в сочетании с умозаключением о том, что продолжение подобного диалога определенно не сможет благоприятствовать запланированному расписанию, вынудили Макса дать деру с такой скоростью, что когда он минутой позже стоял, пытаясь отдышаться, рядом с подъездом тремя домами далее той самой злополучной детской площадки, единственной его мыслью было то, что на этой дистанции даже сам Усэйн Болт
[63] остался бы далеко позади.
Также не мог не радовать тот факт, что в то время, пока Феня был занят дублированием нашумевшего шедевра, Максу удалось найти подходящую коробку от плазменного телевизора, идеально подходившую по размерам для картины, означая, что в целом пока все складывалось именно так, как и требовал Панфил Панфилович.
— Что-то лежит под второй подушкой слева на диване, — подсказал Феня.
— Где? Вот, точно! Это оно! — Макс схватил скомканную бумажку и развернул, параллельно пытаясь разгладить неприметный реквизит дерзкого задания. — Смотри, сейчас я поеду в галерею и буду помогать им с инсталляцией к выставке… Потом я приезжаю домой, упаковываю картину в коробку и везу по этому адресу к майору. Там я должен быть в восемь вечера. Ты будешь дома, чтобы… в общем, чтобы все было в порядке. Майор получает картину, на всякий случай, мы можем теперь подтвердить, что это оригинал, надеюсь, он на этом успокоится, и мы свободны. Если все будет удачно, то мы можем в галерее больше и не появляться, спокойно сделаем пару копий, загоним их кому-нибудь, и у нас все прекрасно.
— Выставка открывается в эту субботу… И нам нужно поддержать всех… Чтобы все получилось хорошо…
Макс громко выдохнул.
— Феня, нас же могут поймать. Да и вообще… это же не только от нас зависит… Как майор скажет… Если он сегодня заявит, чтобы мы на дно залегли и галерею стороной обходили, что нам делать? Только так…
— Мы его попросим. Нужно сказать, что выставку нужно украсить красиво.
— А он, конечно, согласится… — Макс всплеснул руками и приблизился к окну. — Он же у нас великий ценитель искусства… Такой весь… «Да, парни, знаете, я сам переживаю, аж уснуть не могу, что ребята могут инсталляцию не успеть… От всего сердца прошу… Так стараются ведь…»
Макс остановился, рассматривая чистое бескрайнее небо, аккуратные многоэтажки, издали похожие на элементы детского конструктора, клумбы, рассыпанные по дворикам с приютившимися в них флоксами и хризантемами, и упитанных неторопливых голубей, ехидно посматривающих на случайных прохожих, — с виду обычный городской пейзаж приближающейся осени отчего-то окутывал уютом и мягким солнечным светом, в котором не было печали и сомнений… Макс обернулся к Фене, стоящему поодаль, после чего добавил:
— Хотя кто знает, что из этого выйдет.
Глава 14
Путь по намеченному адресу показался Максу страшнее безвестного плутания в дремучих лесах под устрашающий гул злобных ванахальбов
[64]. По крайней мере, за все те тридцать пять минут, потраченные на метро, автобус и пешеходные переходы, Макс не мог ни на секунду унять обрывистые мысли, которые, видимо, решили наконец-то себя не сдерживать и организовать веселую разудалую вечеринку. Хотя слово «веселье» было бы последним определением в списке уместности данной ситуации.
Чтобы как-то отвлечься, всю дорогу Макс пытался переориентировать себя на остаточные детали, внушающие надежду, — во-первых, ему удалось уговорить Феню остаться дома, несмотря на его настойчивые просьбы поехать к майору за компанию, во-вторых, имелся в наличии распечатанный на принтере скан листка с подписью Феликса, который мог послужить доказательством подлинности, а также всплывали в памяти какие-никакие договоренности с Панфилом Панфиловичем (хотя на них Макс не особо надеялся) и вполне себе спокойная и рабочая атмосфера в галерее. Бурлящая в агонии от предстоящей выставки.
Именно там Макс впервые увидел профессора Кожедубова-Брюммера в состоянии, близком к ступору, когда тот узрел белоснежный зал, заваленный обгоревшими головешками. Окромя своего не самого утонченного вида, зал приобрел вполне ощутимый аромат, который можно было оценить даже на улице, из-за чего Полине пришлось битый час уговаривать Феликса вызвать клининговую бригаду, убеждая, что это не снизит уникальность инсталляции. В остальном Феликс был в восторге, но, как случается порой, именно этот восторг мешал делу больше всего.
