После этого девочка чувствовала себя вполне нормально, в транс больше не впадала. Только у Тани вдруг открылся внезапный сочинительский дар: чуть не каждый день она придумывала новую сказку, и почти в каждой действовали дельфины».
– Чушь какая! – Захлопнув папку, Катюшка с брезгливым видом уставилась на экран, словно собственный доклад, отчет или что там она насочиняла, ее совершенно не устраивал. – В жизни не поверю, чтобы голос… какое-то слово… Чтоб из-за этого с ума сойти, вообразить невесть что, забыть, кто ты есть… Из-за какого-то слова! Подумаешь, велика магия: «Будь здорова!» – и она здорова. Очень просто так лечить: «Не пить! Не курить! Похудеть! Спать!»
«Спать!» – резко, на выдохе, шепнул кто-то рядом с Альбиной, и она чуть не ахнула, вспоминая ночные приключения. Нет, напрасно Катюшка не верит в силу слова!
Вдруг нестерпимо захотелось кому-то рассказать о том, что было ночью. И давно надо было это сделать, тогда все беспричинные страхи сразу рассеялись бы. Говорят ведь, что даже дурные пророческие сны не сбываются, если их сразу кому-нибудь рассказать.
– А вот и зря ты не веришь! – оживленно повернулась Альбина к Катюшке – и взгляд ее скользнул по лицу того парня, подошедшего почти вплотную к витрине.
Альбина осеклась, и впрямь ощутив этот взгляд, как прикосновение. Даже щека загорелась, будто от пощечины, а может, и от поцелуя.
Она беспомощно уставилась в миндалевидные ласковые глаза, начисто позабыв, о чем собиралась рассказать Катюшке, и в эту минуту послышался голос, от которого у Альбины затряслись поджилки:
– Не говорил ли я вам, барышни, что в витрине не следует допускать резких движений? Надо двигаться мягко, подчеркнуто женственно!
И Бузмакин, грациозно ступая с носка на пятку, будто балетный танцор, явился в витрине, являя взорам зрителей костюмчик от самого настоящего Версаче – подарок фирмы – хозяйки универмага.
«Много ты понимаешь в женственности!» – усмехнулась Альбина. Девушки-манекены в большинстве своем Бузмакина не выносили, и вовсе не потому, что он позволял себе лишнее, хотя бы в виде намеков. В том-то и дело, что Бузмакин женщинами вообще не интересовался и, будь его воля, вообще ликвидировал бы их как класс, а детей (исключительно мужского пола, причем всех, как один, этаких кучерявеньких блондинчиков-херувимчиков) выводил бы только в колбах, минуя младенческий возраст, а сразу выдавая готовый продукт от пятнадцати до двадцати пяти лет. Именно Бузмакин ратовал за сокращение количества девушек в штате манекенов. Будь опять-таки его власть, он их всех повыгнал бы, а нанял бы голубоглазых юнцов. И даже на месте секретарши Альбины сидел бы сейчас какой-нибудь сладенький птенчик, бесстыдно выставив из-под стола кривые волосатые ноги.
За то, что в витрине офисной мебели работали только девушки, следовало благодарить менеджера первого этажа Людмилу Викторовну. Обладая совершенно противоположной боевой раскраской, чем Бузмакин, она активно внедряла девушек куда только могла, и хотя предпочитала ярких итальянистых брюнеток, вроде Катюшки, могла понять, что скромняги шатенки (вроде Альбины) создают приятный для глаз клиентов контраст.
Голубой Бузмакин и розовая Людмила Викторовна вели между собой непрекращающиеся боевые действия, в которых победа шаталась, будто непристойная женщина, от одной стороны к другой. Сейчас она как раз льстиво прильнула к Бузмакину, и тот спешил воспользоваться недолгим перевесом сил.
Даже не нужно особенно напрягаться, представляя, какими были бы последствия, застань Бузмакин Альбину и Катюшку в оживленной, далекой от роли беседе. По витрине расхаживал бы с важным видом очередной бузмаковский кадр, другой кривлялся бы за компьютером, ну а Катюшке с Альбиной пришлось бы забыть наезженную дорожку на Кутузовский.
Однако в данном случае Бузмакин не смог найти состава преступления. А за «неженственное движение» не уволят даже при том гомосексуальном беспределе, который царил в универмаге. Так что придется Бузмакину еще поклацать зубами, поджидая своего часа, когда он сможет вцепиться в Альбину и перегрызть ей горло. А кого надо за это благодарить, кроме судьбы? Того любопытного парня, так и прилипшего к витрине, его настойчивый взгляд!
– Живы вроде? – почти не шевеля губами, пробормотала Катюшка, когда голубой нимб, реявший над Бузмакиным, улетел с витрины.
– Живы, кажись, – так же конспиративно ответила Альбина.
– Ну, коли так, давай взбодримся!
«Секретарша» выбралась из-за стола и походкой девочки направилась за кофе для начальницы и для себя.
Это им разрешалось, потому что кофеваркам, соковаркам и автоматам горячей пищи тоже требовалась реклама, и Бузмакин не нашел ничего лучшего, чем забабахать их в отдел офисной мебели. Может быть, это была тщательно продуманная диверсия? В смысле, зловредный менеджер вполне мог надеяться, что барышни, то и дело прикладываясь к синтетическим супчикам, сдобренным всякими калорийными пищевыми добавками, постепенно растолстеют и потеряют форму?
Ну что ж, основания для такой вот голубой, не побоюсь этого слова, мечты у Бузмакина были. Катюшка с Альбиной рекламировали автомат горячей пищи с превеликой охотой. Супчики были отъявленно вкусные. А кофе – так себе, средней паршивости. Поэтому Альбина нацедила для кофеманки Катюшки дымящейся коричневой жидкости, а для себя – грибного супу, жалея сейчас только об одном: что не может угостить этой вкуснятиной того парня, который упрямо топчется за окном. Замерз небось!
И… интересно, скоро ли он уйдет?
Он не ушел. Однако, когда универмаг закрылся, Альбина его больше не видела. Сразу стало скучно, настроение рухнуло, будто карточный домик. И, главное, уйти нельзя, надо торчать, как дуре, в этой дурацкой витрине! Еще хорошо, что сейчас зима, манекены работают всего на час дольше, чем весь универмаг, а летом пришлось бы кривляться дотемна!
Катюшка мигом заметила ее состояние и прилипла к стеклу.
– Ого, – присвистнула, вглядываясь в темноту, – наш-то друг, оказывается, не из слабонервных! Похоже, он крепко клюнул на живца! – Катюшка хихикнула, довольная своим каламбуром. – В смысле, на живого манекена. В смысле, на тебя, Альбуся!
Вообще-то Альбина терпеть не могла, когда Катюшка так ее называла: бабуся какая-то, но сейчас она даже забыла привычно взгрустнуть о том, какое несчастье носить имя, от которого невозможно образовать нормальную уменьшительную форму.
– Ты имеешь в виду… – шепнула нерешительно.
– Да, да! – кивнула Катюшка, упругой походкой возвращаясь к рабочему столу. – Он сел в очень недурственный «фордик» и по-прежнему не сводит глаз с витрины. Иначе говоря, с тебя.
– А может, с тебя? – нарочно усомнилась суеверная Альбина, однако Катюшка со знанием дела покачала головой:
– Вот увидишь!
И Альбина в самом деле увидела: когда истек этот бесконечный час и они с Катюшкой вышли на улицу, нарочно решив обойти универмаг не дворами, как всегда, а с фасада, именно рядом с ней распахнулась дверца молочно-белого «Форда», именно на нее глянули ласковые карие глаза, именно ей было негромко сказано:
