— Уважаемые лорды, члены Сенаторума, граждане Терры! Мы едины в этот немыслимо опасный, но и невероятно славный час. Совсем недавно я попросила вас о помощи. Вы ответили мне. Вы ответили в таком числе и с таким пылом, что я пожалела бы чужаков, если бы они того заслуживали!
Тулл ораторствовала пятнадцать минут. Она говорила о личной отваге и коллективной мощи, о скромности и гордости. Под конец Юскина гремящим голосом провозгласила, что грядущая погибель зеленокожих войдет в легенды.
У нее вышла хорошая речь. Спикер упоминала о страхах населения и пыталась успокоить их, обращалась к надеждам людей и старалась подкрепить их. Ее выступление было гениальным шедевром политика, знающего, что красноречие — вид искусства, и непревзойденно владеющего им.
Тулл писала свое обращение с расчетом на то, чтобы превратить старт армады в событие, страстное празднование которого сотрясет небеса. И действительно, разве не был ее поход для терран последним поводом надеяться?
Юскина желала привести толпы в экстаз.
Вангорич восхищался ее актерским талантом, сидя в кресле на центральном возвышении. Слова Тулл взволновали даже Дракана, но их подтекст внушил ему ужас. Эта речь имела колоссальное значение. Если спикер произносила ее, значит, Народный крестовый поход уже начался. Последствия не заставят себя ждать.
Верховный лорд-адмирал Лансунг слушал выступление Тулл на мостике «Автокефалия извечного». Флотоводец не желал попадаться Юскине на глаза в миг ее триумфа и давать ей дополнительные основания для торжества. Кроме того, он вернулся на корабль из страха. Считая Вангорича врагом, Лансунг все же признавал, что старый ассасин прав и крестовый поход закончится катастрофой. Впрочем, сейчас, внимая речам спикера, адмирал поневоле надеялся, что ошибается. Его не радовала перспектива защищать Терру одним только флагманом и звездолетами эскорта. Лансунг знал, чем это закончится.
С каждой фразой Тулл у флотоводца все сильнее пересыхало в горле. Он постепенно убеждался, что увидит свой главный кошмар наяву.
На Полях Крылатой Победы сотни тысяч граждан смотрели пикт-трансляцию обращения. Они впитывали слова с жадностью голодающих. Когда Юскина закончила и низкие ядовитые облака над Императорским Дворцом озарились вспышками фейерверка, не уступавшего салюту в честь Улланорского триумфа, люди взревели. Их рев звучал так же громко, как и после объявления о всеобщем призыве, но оттенок радости был иным. Тогда народ вновь обрел потерянную надежду, теперь же мечта о крестовом походе воплотилась в жизнь. И все надежды возлагались на Торговую армаду. Она стала последним шансом. Последней стеной. И каждый житель Терры, во что бы он ни верил, в глубине души ясно понимал, насколько хрупка ее последняя стена.
Зрители ревели до боли в напряженных глотках. Они отвергали наступающую вечную ночь и страшились, что гибель неизбежна. Они из последних сил цеплялись за скользкую нить над бездной.
Одним словом, люди отчаялись.
Но толпа продолжала ликовать. Многие плакали, некоторые грустили, что им не хватило места на космолетах, отправляющихся в сражение. Других вполне устраивало то, что они остались внизу, и эти граждане кричали, чтобы еще немного задержать следующий обязательный этап — жуткое ожидание.
Народные массы на Полях Крылатой Победы старались обрести силу в своей численности и громкости воплей. Но ближе к концу речи небо вновь очистилось, и люди увидели звезды и огоньки флота, и узрели орочью луну, и почувствовали всю отвратительную бессмысленность надежды. Тогда зрители взревели еще неистовее и не умолкали, пока не сорвали глотки, пока не упали на колени, мучась болью от каждого вдоха. Они не почерпнули силы в окружающих. Терране увидели, услышали и ощутили только собственный страх, отраженный и усиленный в сотню тысяч раз. Все они по-прежнему кричали, словно пытаясь устоять пред волной отчаяния.
Но прилив захлестнул людей, и они утонули.
В тени башни Гегемона; в коридорах административного комплекса Имперской Канцелярии площадью с целое государство; в лабиринтах трущоб округа-улья Опифекс
[15], где обитали бесчисленные легионы архитекторов, каменщиков и прочих придворных ремесленников; за пол-мира от них, у основания врат Вечности; на любом из миллионов квадратных километров Императорского Дворца граждане внимали речи Тулл, прервав работу или молитву. Юскину слушали на другой стороне земного шара, в исполинской цитадели Экклезиархии. Изображение и голос спикера проникли даже в Крепость Инквизиции. В каждом уголке Священной Терры ее жители, поодиночке или группами, искали успокоения во фразах и в царственном, триумфальном поведении Тулл. Поодиночке или группами они поддавались отчаянию.
По планете разносился крик столь же свирепый, столь же полно выражающий общую муку, как и тот вопль, что поднялся в час прибытия штурмовой луны. Люди голосили не от ужаса, но из страха перед возвращением ужаса. Их вера в армаду казалась верой умирающего пациента в панацею. Их рев служил боевым кличем для миллиардов, которые не думали о войне, пока она не пришла к ним сама.
Отчаяние накатывало волной.
Захлестывало человечество.
Топило его.
На тысячах судов Торговой армады выступление Тулл передавали для членов экипажей, добровольцев и солдат Астра Милитарум. Там оно не слишком занимало людей. У них были другие, более важные заботы.
Корабли приходили в движение. Запускали ускорители. Снимались с якоря. Летели в не слишком ровном строю, направляясь в битву. Завербовавшиеся только сейчас поняли, на что согласились. Многие испытывали головокружительное ощущение падения в пропасть или чувствовали, что палуба уходит из-под ног. Некоторым стало дурно.
Из обзорного купола «Воинственной пылкости» Галатея Хаас наблюдала за тем, как неисчислимые космолеты одновременно отправляются в путь сквозь пустоту. Орочья луна находилась прямо впереди. Планетоид еще не приближался, но уже выглядел крупнее. Глядя на его поверхность, арбитратор представляла, как будет сражаться там. Она всей душой желала, чтобы транспорт прорвался через оборону чужаков и высадил бойцов. До тех пор Галатея никак не могла повлиять на происходящее с ней — даже сделать вид, что влияет. Ей оставалось только ждать, доверяя свою жизнь Леандру Наркиссу и его команде.
Корда нигде не было видно; он с момента прибытия почти не выходил из грузового отсека. Хаас обменялась взглядом с офицерами в паре шагов справа от нее. Оба носили горчичные мундиры Бурь Юпитера с красным кушаком. Под броней Галатеи теперь скрывалась такая же форма: всех крестоносцев на борту «Пылкости» зачислили в 546-й полк. Рядом с капитаном Брейлоном Гаттаном, старшим по званию среди гвардейцев, стоял заметно более пожилой комиссар Деклан Север. Мужчины кивнули Хаас; их точно так же снедало нетерпение.
«По крайней мере, — подумала Галатея, — я здесь, на космолете. Участвую в гигантской атаке на орков».
Арбитратор была счастлива и не сожалела ни о чем.
