По идее, в лабораториуме сейчас должны были царить разочарование и сильные эмоции. Потеря лежащего на хирургическом столе пациента вызвала бы именно такую реакцию у любого имперского медика и планетарного врача. Значимость конкретно этого события должна была дополнительно усилить накал страстей. Перед глазами и оптическими имплантатами жрецов последние члены благородного ордена Имперских Кулаков испускали дух. Истекали кровью. Проживали последние секунды своих жизней.
Но в лабораториуме были жрецы Адептус Механикус, не видевшие смысла в подобных эмоциях. Их сражение за жизнь было битвой с неизбежностью потери знаний. Если Адептус Астартес погибнут, то возможность получения информации будет упущена, данные останутся неполными и дальнейшие исследования станут невозможными. Самое большее, что мог почувствовать слуга Омниссии, — это едва заметный укол профессиональной гордости. Но даже в неудачах слуги Бога-Машины находили возможности для обучения и совершенствования. Препарирование тел все еще могло раскрыть секреты, полезные для «Великого Эксперимента».
Потеряв двух пациентов из-за ран, полученных ими на Адрамантуа, магос Урквидекс перенаправил усилия всех своих ассистентов на спасение последнего космодесантника. Лаборатория погрузилась в какофонию звуков, в которой смешались высказанные мнения, песнопения на бинарном коде, предлагаемые оперативные решения, гудение лазерных скальпелей и сигналов ауспикторий. Чем ниже падали жизненные показатели пациента, тем активнее работали жрецы. Испытания становились все менее щадящими, щупы проникали все глубже. Предпринимались попытки грубой установки бионических имплантатов. Кровь брызгала фонтанами, доставая до потолка лабораториума.
— Мы его теряем, — объявил один из магосов физик.
Как только индикаторы жизнедеятельности воина погасли и биологическая смерть организма была официально подтверждена, интенсивность отчаянных попыток спасти ситуацию выросла вдвое. Когда жрецы и мастера кибернетика закончили работать над телом, было похоже, что Механикус вывернули Астартес наизнанку. Большая часть органов была извлечена из тела, а защитный кокон превратился в изрезанный и пропитанный кровью чехол.
— Вот и все, — наконец произнес Урквидекс. — Вызовите магосов конкисус. Нужно почтить священную работу, проделанную над телом нашего субъекта. Пусть проведут необходимые ритуалы перед началом вскрытия.
Взяв полотенце у сервитора и стирая кровь с рук и манипуляторов, Урквидекс поднял взгляд на обзорный иллюминатор лабораториума.
— Занесите в бортжурнал, что в этот день и час мы дрейфовали в космосе и спишите все на аномалии в работе хронометров. Никто не должен узнать, что мы только что убили последних Имперских Кулаков на операционном столе.
— И вновь, магос, — раздался голос ван Аукена, — я прошу вас научиться обуздывать свою сентиментальность. Братья магосы и адепты, ваши самоотверженные действия были зафиксированы в журнале задания. Можете быть свободны.
Лабораториум постепенно опустел, но Урквидекс и ван Аукен не спускали взгляда друг с друга.
— Что нам удалось узнать? — требовательно спросил мастер траекторэ.
Урквидекс бросил грязное полотенце в приемник утилизационной печи.
— Что химическая терапия Адептус Астартес и их имплантированные органы способны поддерживать жизнь в Имперских Кулаках лучше, чем наши хирургические вмешательства, инъекции и кибернетика.
— Ты считаешь, что я ошибся, настаивая на операции?
— Именно так, — подтвердил Урквидекс. — И я хочу, чтобы мой протест был указан в рапорте.
— Уже сделано, — сказал ван Аукен. — Но мне интересно, о чем ты больше волнуешься? О судьбе пациента на столе или о себе и своей неспособности спасти ему жизнь?
— Я не уверен, что понимаю вас, мастер-прим.
— Могу объяснить иначе. Я думаю, что твоя сентиментальность — ложная. Ты точно так же страдаешь от гордыни, как и остальные наши братья. Ведь всех нас оценивают по результатам работы. Ты, так же как и я, боишься неодобрения генерала-фабрикатора. Тебе не хочется быть направленным куда-нибудь на исследовательскую станцию мертвого мира на Восточной Окраине и изучать окаменелые останки нематод с кремниевой структурой. Омниссия готов прощать ошибки, являющиеся шагами на пути к успеху. Но неспособность вступить на путь к вершине является грехом незнания, и Бог-Машина, как и его слуги, становится куда менее милостив в данном случае.
— Я думаю, что вскоре мы узнаем, что милость Адептус Астартес на подобные вещи вообще не распространяется, — заметил Урквидекс.
— Ты угрожаешь мне, магос? — холодно спросил ван Аукен.
— Давайте просто надеяться, что Астартес никогда не посетят Восточный Предел, — подытожил Урквидекс. — Что-то еще, мастер-прим?
Жрецы продолжали смотреть друг на друга через бронированное стекло иллюминатора.
— Что с выжившим магосом? — после долгой паузы спросил ван Аукен.
— Магос биологис Фаэтон Лаврентий теперь официально является единственным выжившим после катастрофы на Адрамантуа, — сказал Урквидекс, оборачиваясь к половине жреца, лежавшей на моторизированной каталке.
Его там не было.
Урквидекс с удивлением обнаружил, что полумертвый магос смог дотянуться до рычага ручного тормоза своего ложа и протащить себя через весь лабораториум, хватаясь руками за кабели и каналы данных. Ценой невероятных усилий он добрался до операционного стола, на котором лежало выпотрошенное хирургами тело одного из Имперских Кулаков. Урквидекс и ван Аукен смотрели, как Лаврентий, не переставая бормотать какую-то бессмыслицу, положил руки на желтый наплечник мертвого космодесантника.
— Похоже, что сентиментальность является обычным пороком жрецов вашей сферы, — заметил ван Аукен.
Урквидекс проигнорировал начальника, с интересом наблюдая за магосом биологис. Оттолкнувшись от наплечника, Лаврентий схватил оптоволоконный кабель, идущий от тела Астартес к блоку ауспиков. Шаря изломанными, мертвенно-бледными пальцами по приборам, техножрец принялся калибровать настройки и частоты.
— Ты собираешься вот так стоять и позволишь безумному пациенту сбивать настройки своего оборудования, магос? — спросил ван Аукен. — Он, возможно, стирает бесценные данные, полученные во время операции.
— Третий закон универсальной вариантности, — пробормотал в ответ Урквидекс.
— Парадокс свидетеля?
— Не вмешиваться, — кивнул Урквидекс.
Наконец, ударив окровавленной ладонью по большому переключателю, Лаврентий завершил свою работу с лабораторным оборудованием. Неподвижные линии жизненных показателей и писк, свидетельствующий о смерти пациента, исчезли. Вместо них на экране появился слабый сигнал. Еле заметное биение двух сердец.
— Что это такое? — забеспокоился ван Аукен.
Урквидекс подошел ближе и положил руку на лоб изувеченного жреца. Его грудь судорожно поднималась и опускалась из-за перенапряжения, на лице выступила испарина. Магос все так же нес бессмыслицу. Осмотрев полевой ауспик, над которым колдовал Лаврентий, Урквидекс понял, что тот выставил его в режим широкополосного сканирования.
