На площади трех вокзалов кипела и бурлила жизнь: подъезжали и отъезжали машины, которые привозили и увозили озабоченных пассажиров с багажом, на тротуаре, у монументального, похожего на цитадель здания Казанского вокзала, побирались нищие, какой-то мужик пел под гармошку блатные песни, военный патруль проверял документы у трех рядовых. «Еще не хватало напороться на такую проверку!» – мелькнула тревожная мысль, и Шумахер прошел на перрон, походил между вагонами приходящих и отходящих составов, которые уносили людей далеко-далеко, в другие места, другие города и села, другие климатические зоны…
«Вот сесть бы и уехать! – подумал старлей. – Уехать туда, где тебя ждут, поменять судьбу, начать новую жизнь… Только меня никто и нигде не ждет…»
Проходя мимо недавно прибывшего состава, он увидел хрупкую девушку, растерянно озирающуюся по сторонам. Рядом стояли два больших чемодана, которые она вряд ли могла сдвинуть с места.
– Вам помочь? – предложил он.
– Ой, да, спасибо! Донесите, пожалуйста, до такси, я заплачу.
Шумахер подхватил тяжелые чемоданы и направился к выходу.
– Понимаете, – щебетала девушка, семеня за ним на высоких каблуках. – Меня должны были встретить, но не встретили. А я привезла гостинцев: варенье, сало… Соседи просили передать родственникам… А никто и не пришел… Я даже не знаю, что делать…»
«У каждого свои проблемы», – подумал Шумахер. А вслух сказал:
– Не пришли, значит, им гостинцы не нужны. Распорядитесь ими по своему усмотрению.
– Ой, нет, так же некрасиво…
Они подошли к стоянке такси, и девушка протянула две сотенные купюры.
– Вот, возьмите!
«Нехило! – подумал Шумахер, пряча деньги в карман. – Две сотни за сто метров! Не зря я сюда приехал!»
Он принялся высматривать по сторонам, не нужен ли еще кому-то носильщик,
– Слышь, зря ты так! – раздался сзади скрипучий, с блатными интонациями голос.
Шумахер обернулся. Перед ним стоял худой, сутулящийся мужчина с угреватым испитым лицом – мешки под глазами, небритое лицо, мутный взгляд, замызганная одежда. Он выглядел лет на пятьдесят, хотя был гораздо моложе, и походил на одного из тех бомжей, с которыми Шумахер недавно столкнулся у ночлежки. Неужели шел следом и хочет продолжить неоконченную «разборку»?
– В чем дело? Что тебе надо? – с напором спросил старлей и зловеще прищурился. От него исходила такая волна решительности и силы, что любой здравомыслящий бомж передумал бы вязаться к этому человеку. Но у этого явно не хватало здравомыслия. Больше того, он смотрел презрительно и свысока.
– Это наша территория! Балтийские мы. Слыхал? Короли вокзала! Отдавай бабки и вали отсюда, пока цел!
– Какая «ваша», салабон? Это территория Российской Федерации! Пошел обратно к себе в ночлежку!
Шумахер развернулся, но цепкая рука легла ему на плечо. Это было так противно, что он «на автомате» провел прием, который в курсе рукопашного боя именовался «бросок через себя сзади с переломом руки». Выполнил он упражнение четко, но в щадящем, тренировочном варианте: выпустил захваченную руку до того, как она с хрустом сломалась в суставе. Правда, асфальт вместо матов свел эту гуманность к минимуму: противник врезался небритой физиономией в твердую поверхность и остался лежать неподвижно, бездыханно разбросав руки.
– Су-у-у-ука, он Савку грохнул! – взвыл кто-то сзади, и сразу четверо парней бросились на него с разных сторон. Похожи они были, конечно, не на балтийцев: ни тельняшек, ни бескозырок, ни маузеров, – обычная приблатненная шелупень, горящая желанием расправиться с «борзым фрайером».
Первого Шумахер пропустил мимо, уклонившись в сторону, и догнал кулаком в затылок, от чего тот с треском рухнул вперед, как костяшка домино. Второго встретил боковым в челюсть, обеспечив его на ближайший месяц диетой под названием «питание через трубочку». Третий, на свою беду, вытащил нож и, выставив клинок перед собой, принялся пританцовывать вокруг – как показывают в далеких от действительности кинофильмах. Шумахер сделал глубокий подшаг и ударил «танцора» ногой в пах. В курсе рукопашного боя удары в пах и печень называются «расслабляющими». Кто и почему придумал такое название, Шумахер не знал, хотя наносил их в своей жизни достаточно часто. Только вряд ли противник действительно приятно расслаблялся, как после хорошей выпивки в сауне, под умелыми руками голой массажистки. Хотя определенные изменения с ним происходили. Вот и сейчас «танцор» утробно вскрикнул, выронил звякнувший об асфальт нож, схватился обеими руками за причинное место и, повалившись на бок, остался лежать скрюченным, как эмбрион в утробе матери. Печальный пример друзей – самый убедительный воспитательный аргумент на свете, хотя и не входит в курс педагогики. Четвертый «балтиец» мгновенно приобрел благоразумие, развернулся и скрылся в толпе.
Люди сновали мимо, спеша по своим делам, словно не замечая потасовки и лежащих на асфальте окровавленных, выплевывающих зубы, невнятно матерящихся «королей вокзала». А некоторые даже шарахались в сторону и старались поскорее уйти, чтобы, не дай бог, не оказаться свидетелями. Шумахер тоже поспешил покинуть место схватки – объясняться с милицией совсем не хотелось.
У стены вокзала сидел одноглазый попрошайка в камуфлированной форме. Рядом с ним на земле лежали перевернутая солдатская шапка с мелочью и несколькими купюрами и картонка с корявой надписью синим фломастером: «Подайте инвалиду чеченской войны». Ничем не прикрытая пустая глазница, затянутая кожей, производила жуткое впечатление.
– Ты правда был там? – остановился возле него Шумахер.
– Был!
– Не стыдно милостыню просить? Разве без глаза нельзя работать?
– Эх, человечек… Не хочешь помочь, так проходи мимо.
Шумахер пошел дальше, задержался у киоска с объявлением «требуется шаурмист», но через минуту продолжил движение,
«Ну какой из меня шаурмист? – размышлял он на ходу. – Что я вообще умею, кроме как воевать? Да ничего! А что делать? Не садиться же на паперть как этот!»
Побродив по округе, Шумахер нашел свободную скамейку и сидел на ней не меньше часа. Так ничего и не придумав, решил вернуться к вокзалу.
О произошедшей драке здесь уже ничто не напоминало. Шумахер снова принялся работать носильщиком, теперь уже специально выискивая клиентов. Никто его больше не прогонял, но и такого везения, как в первый раз, не было, за четыре часа удалось заработать лишь 250 рублей. Желудок снова требовал пищи, да и о ночлеге пора было подумать, к вечеру начинало холодать.
Шумахер стал за угол киоска, пересчитал весь свой заработок, аккуратно сложил купюру к купюре и спрятал в карман.
– Уважаемый! – раздался за спиной требовательный голос.
Шумахер резко обернулся. Перед ним стояли два милиционера. На этот раз – лейтенант и прапорщик.
– Опять, – с досадой произнес он.
