– На стройку, что ли?
– Да нет. У нас другой профиль.
– А что делать нужно?
– Вот то, что они делают. – Шум, в которого снова превратился Шумахер, показал на своих бойцов.
Десант повернул голову в сторону соседнего столика. Бойцы с аппетитом уплетали шашлык из баранины, запивая минералкой.
– В общем, все, что скажу, то и делать! Жилье получите, по деньгам не обижу! Я сам так начинал. А железки ваши пригодятся. Да еще новые получите!
Намек был весьма прозрачный. Десант перевел вопросительный взгляд на Хромого.
– Я за любой кипиш, кроме голодовки! – заявил тот.
– Мы согласны! – ответил за двоих Десант.
Шамсутдин
Все в Москве его раздражало: постоянно проверяющие документы милиционеры, подозрительные взгляды прохожих, привокзальные бомжи и неопрятные азиаты в метро, бесстыдные девушки в коротких юбках и гуляющие с разодетыми в яркие жилетки собаками старушки, насыщенный автомобильными выхлопами воздух и толпы постоянно куда-то бегущих пешеходов… Изменить это было не в его силах, приходилось терпеть и приспосабливаться. Милиционерам он протягивал паспорт и зачетную книжку с двумя сторублевками внутри.
– На юриста учусь, приехал сессию сдавать. Хочу прокурором быть!
– Да, сразу видно, прокурор из тебя выйдет хороший, – усмехались патрульные, забирая деньги и возвращая документы.
В общежитии он сразу пришел к комендантше – толстой крашеной блондинке Алине Петровне, вечно хмурой и строгой. Но не с Шамсутдином. Увидев его, она разулыбалась:
– С приездом, мой мальчик! Что-то тебя долго не было…
– Привет, Петровна! Вот тебе в честь встречи. – Он сунул в карман синего халата сто долларов. – Я в свою…
– Там живут двое ребят. Есть свободная, такая же, на третьем этаже… Сейчас я тебя заселю…
– Вот пусть эти обезьяны там и живут!
Он уверенно прошел в «свою» комнату, выкинул в коридор чужие вещи и лег спать. Когда объявились хозяева, то начали возмущаться, сбегали к Алине, но, вернувшись, успокоились и перешли в другую комнату – на четверых.
Потом он сходил к четверокурснику Муслиму Хасуеву, тот был «опорным» студентом, поддерживающим связи между администрацией ВУЗа и диаспорой, а так же решающим все вопросы, возникающие у земляков при поступлении, в ходе учебы или по ходу жизни в Москве. Ему недавно исполнилось тридцать, и учился он уже лет десять. У него был даже свой кабинет, обставленный не хуже, чем кабинет декана, а может, и лучше. Увидев Шамсутдина, Хасуев приветливо заулыбался и встал навстречу: он был в курсе всех дел, происходящих в республике, и знал, кто есть кто. А Шамсутдин был не просто земляком и не простым студентом. Они обнялись, троекратно соприкоснулись щеками, перекинулись несколькими фразами о житье-бытье дома и в Москве.
– Ты лучше сбрей бороду, – посоветовал Муслим. – Иначе будут принимать за моджахеда и останавливать на каждом шагу.
Сам он был гладко выбрит и щегольски одет: синий в едва заметную полоску костюм, белая сорочка, красный галстук и красные остроносые туфли. Шамсутдин таких никогда не видел, и они ему понравились. Но он тут же прогнал это чувство. Похоже, вдали от дома Хасуев забыл о том, как обязан выглядеть мужчина и как ему надлежит себя вести. Он не должен походить на смазливого киноактера и одеваться, как тамада на богатой московской свадьбе.
– Я и есть моджахед! – холодно ответил он.
Муслим на миг смешался, но тут же снова обрел снисходительное спокойствие.
– Я дал тебе совет, а ты сам смотри: выполнять его или нет! Но имей в виду – ты тут не единственный моджахед. И не самый главный. А я знаю очень многих авторитетных земляков, даже Айдамира знал. Только его недавно убили…
– Ладно, Муслим, я тебя понял! – Шамсутдин отдал зачетку и конверт с деньгами. Теперь все должно уладиться само собой, а он мог отдыхать и покорять Москву.
«Подтянув» земляков – Дауда и Салмана, он сходил с ними в пивной бар, а потом сказал, что в общежитии порядка нет, их перестали уважать и надо себя «поставить». И они начали «ставить», в результате чего в первый же вечер вспыхнули две драки.
Второй вечер тоже начался с обхода этажей. Они подошли к одной из комнат, и Шамсутдин без стука дернул ручку. Но дверь оказалась заперта.
– Э, открывай! – крикнул он. – Я знаю, что ты там!
Подождав с полминуты, ударил в дверь ногой.
– Открывай, сказал, а то хуже будет!
Щелкнул замок, дверь открылась, и земляки вошли в комнату. Худощавый студент-первокурсник смотрел на них близорукими глазами сквозь линзы очков.
– Почему долго не открывал? – угрожающе спросил Шамсутдин.
– Так я спал.
– Маленький, что ли, так рано спать ложишься?
– Так всю ночь учил, потом сразу на занятия пошел… Теперь опять учить буду.
– Ладно, денег займи, да!
– Так… у меня нет.
Шамсутдин обшарил карманы висевшей на стене куртки и извлек оттуда сотенную купюру.
– Если у тебя нет, значит, это не твое?
– Не мое, – отвел глаза очкарик.
– Значит, мое! – ухмыльнулся Шамсутдин.
Земляки громко рассмеялись.
– Какие они трусливые, эти кафиры! – сказал Салман, когда они вышли в коридор. – Если бы они у нас такое сделали, их бы сразу зарезали… А мы у них делаем что хотим.
– Да, – согласился Шамсутдин. – Они еще и глупцы. Их здесь больше, чем нас, в сто раз, но каждый живет сам по себе. Смотри – можем сейчас подойти к любому и сделать что захотим, а остальные будут проходить мимо. Разве у нас такое возможно?
Земляки закивали: «Правильно говоришь».
– Вместе мы сила! – продолжал Шамсутдин. – Надо подтягивать всех наших, пусть переселяются к нам. Дадим коменде денег, проблем не будет.
– А если пожалуются и кто-то возникать станет? – спросил Дауд.
– Кто?! Все знают порядок! В прошлом году один новенький препод отказался деньги взять у Муслима, так тот ему чуть ухо не отрезал… Теперь бесплатно все нашим делает. Другие и так как шелковые. Но надо, конечно, для вида, к ним уважение проявлять.
– Как у тебя все просто! – удивился Дауд.
– Держись меня, брат! – сказал Шамсутдин. – Любые проблемы разрулим! Только надо достойных подобрать.
– Я некоторых знаю, – сказал Салман. – Предложу им. Достойные ребята.
На следующий день вселяться в общежитие пришли сразу четверо: Идрис с экономического факультета, Дени из автодорожного колледжа и еще двое, которые нигде не учились, – Анзор и Назир. Их отчислили еще в прошлом году, но уезжать на родину они не торопились.
Как и рассчитывал Шамсутдин, проблем со вселением не возникло. Новоселье отметили шумно, с распитием дагестанского коньяка «Лезгинка» и последующими танцами «Лезгинки» под аккомпанемент «барабанов» из стульев в холле третьего этажа. Никто им не мешал. Студенты старались без крайней необходимости из комнат не выходить, а вахтерша делала вид, что ничего не слышит.
