Я бормотала «не хочу, не буду, гори оно все», подходя к дому Ванессы по Милославской, злилась на себя за бесхребетность и спрашивала, какого черта. Какого черта я ввязываюсь неизвестно куда? На что я рассчитываю? Я даже не придумала, как вести себя с ней и о чем спрашивать. Она же мигом раскусит меня и увидит падшего ангела в душе. Скажет, как припечатает: «У вас, милочка, в душе падший ангел. Убегал от кары и спрятался». И что после этого мне прикажете делать? Я как никто знаю силу слова. Как жить дальше с падшим ангелом в душе?
Тем более я им не верю. Наверное, слишком рациональна. Ну не верю! Иногда смотрю мистические истории на ТВ и всякий раз удивляюсь простоте сюжета, при всей его фантастичности весьма незатейливого. Именно! С одной стороны привидения, страшилки и наложенные порчи, с другой — сплошной реализм: нет, мол, никакой мистики, это вы грибов не тех объелись, или лекарство просроченное, или скрытая экзотическая хворь, вызванная случайно залетевшим в наши широты африканским микробом. Или родственники хотят захапать вашу квартиру, или друзья жаждут отомстить за давнишнюю пакость, а то еще, может, коллеги норовят свести с ума ввиду открывшейся вакансии. В итоге привидения, галлюцинации и пришельцы. А на самом деле ничего такого. Честное слово.
Улица Милославская, дом номер семь… Магическое число, кстати. И означает оно мудрость, утонченность, высокий уровень образованности и философское отношение к жизни. Совпадение?
Прекрати, слышишь?
Дом старый, приземистый, не дом, а крепость с толстыми стенами. Еще довоенный, с окнами-бойницами. В глубоких проемах поблескивают современные стеклопакеты. Как яркие заплаты на рубище… э-э-э… Как там? Избушка на курьих ножках. Ведьмино жилище.
Я набираю код, открываю дверь и оказываюсь в полутемном холодном парадном. Откуда-то сверху падает размытый сноп света. Пахнет пылью и затхлостью. Квартира четырнадцать на третьем этаже. Я поднимаюсь по широким стертым мраморным ступеням, останавливаюсь перед высокой дверью с белой цифрой четырнадцать. Здесь. Поднимаю руку к металлической кнопке звонка и вздрагиваю, заслышав глухой, словно из-под земли, голос: «Открыто». Толкаю дверь и оказываюсь в прихожей с высокими потолками и коричневыми обоями в золотистую полоску. Прихожая пуста, если не считать длинной вешалки, на которой ничего не висит, и двух взаимно отражающихся старинных зеркал на противоположных стенах. Зеркала в массивных темного золота рамах, изображение слегка «рябит», словно под действием сквознячка, и напоминает поверхность пруда в пасмурный день. Разумеется, мне тут же пришло в голову, что это вход и выход… Туда и оттуда. В параллельный мир. Все это слабо освещено плафоном под потолком. Еще одно световое пятно — распахнутая дверь в комнату.
— Прошу сюда! — слышу я негромкий голос.
Переступаю порог и застываю как вкопанная при виде женщины в инвалидном кресле. Я сразу узнаю ее — это была Ванесса! В жизни она старше и проще, чем на фотографии. Без красных бус, в скромной черной одежде, но все равно поразительно красивая! Колени ее прикрыты серо-синим клетчатым пледом. Мой взгляд выхватывает морщинки в уголках глаз и у рта. Мы молча смотрим друг на дружку. Взгляд Ванессы серьезен, выжидающ, без улыбки. Но и ничего дьявольского. Обыкновенная, слегка уставшая женщина в инвалидном кресле.
Я опомнилась, облизнула губы, откашлялась и попыталась поздороваться. Голос меня не слушался. Мое «добрый день» получилось сиплым и каким-то выморочным. Ванесса кивнула и указала рукой на кресло напротив. Я подошла деревянной походкой и села. Поставила сумку на пол у кресла.
Комната — большая и светлая, никакой чертовщины, хрустальных шаров, филинов и черных кошек. Золотистые гардины, много цветов, минимум мебели: массивный коричневый диван, несколько гобеленовых и вышитых подушек, темно-красный с черным ковер на полу. В углу у окна высокий торшер под желтым шелковым абажуром, напротив — горка с какой-то посверкивающей стеклом и серебром посудой. И зеркала… Конечно! Два больших, в черных резных деревянных рамах с высокими коронами друг против друга на противоположных стенах, и еще одно, большое, на полу, напротив двери, высокое, похожее на храм, с башенками и колоннами, на вид очень старое. Комната в них отражалась искаженно, изображение, казалось, подрагивало. В прихожей два, здесь два на стенах, большое на полу и еще одно на столе, с серебряной ручкой… Шесть? А где седьмое? Должно быть семь. У меня мелькнула мысль: интересно, она живет здесь или это рабочий кабинет, так сказать? Вид у комнаты нежилой, несмотря на обилие зелени… Может, растения неживые? Я поежилась, пластиковые цветы меня пугают. Вряд ли, хотя… Не знаю. И запах — сладковатый, тонкий, миндальный, как мне показалось, запах… Сухих трав и цветов? У окна ваза с засушенными бесформенными цветками, похожими на кляксы — розы, когда-то красные, теперь черные, и черные же листья эвкалипта. Вряд ли она здесь живет, вид у комнаты необжитой… И зеркала как входы… Куда-то. В большом отражается дверь в прихожую, ей видно, кто пришел. Посетитель не подозревает, что его рассматривают. Я поежилась. Светлые пятна по периметру как озера. Вдруг я увидела седьмое зеркало — по диагонали от того, что стояло на полу у двери. Узкое, длинное, в тусклой металлической раме… Оловянной? Я почувствовала облегчение — все-таки семь. Порядок. Семь бед, один ответ, мелькнуло в голове. Семь смертных грехов… Гадание — грех? Я перевела взгляд на Ванессу… Зеркальная ведьма, мелькнуло в голове. Греховная зеркальная ведьма… Зеркала тоже грех, нельзя смотреть долго, они обладают памятью, помнят всех, кто смотрелся в них, старые зеркала хранят коды и судьбы, они — граница между мирами, лекарство от одиночества, душа умершего боится зеркал… Зеркало под черной тканью… Все читанное когда-то, связанное с зеркалами и гаданием, замелькало в голове сумбурными картинками из сумасшедшего калейдоскопа. Я почувствовала, что страх, липкий и холодный, вдруг пополз вдоль хребта, и стала задыхаться.
Ванесса кашлянула негромко, и я пришла в себя. Сглотнула невольно и подумала: «Истеричка!»
На столе, у рук Ванессы, лежала колода карт Таро — я готова была поклясться, что только что ее там не было! Очки в тонкой золотой оправе и зеркало на длинной ручке — это я заметила сразу. Чуть поодаль стоял бронзовый подсвечник с пятью синими свечами, рядом золотая зажигалка. Свечи были наполовину сгоревшими. Я перевела взгляд на женщину.
Ванесса смотрела на меня по-прежнему выжидательно, без улыбки.
— Я никогда еще не была у экстрасенса, — начала я, снова откашлявшись. — Я не знаю…
— Что я могу для вас сделать? — спросила она. В кино ведьмы обращаются к клиентам на «ты». Ты ей «вы», а она тебе «ты». Такое правило.
— Мне тридцать два года, у меня нет семьи… Мне нравится один человек. — Я вспомнила мужчину с кофе из парка. Мне было неуютно под ее пристальным взглядом. Никогда не умела врать. Но ведь он мне на самом деле понравился! — Я слышала, что есть привороты…
Я вспыхнула. Мне было стыдно.
Она потянулась за картами, раскинула их. Подняла на меня глаза. Я поежилась — а если действительно видит насквозь? Взгляд выхватил на замелькавших картинках черного всадника в шлеме с перьями, желтое солнце с лучами-змеями, женщину в красном, обнаженных мужчину и женщину, ангела, дующего в трубу, животное с длинными ослиными ушами, скелет. Она протянула руку, и я вложила свою ей в ладонь. У нее были холодные руки и сильные жесткие пальцы — возможно, это было связано с ее увечьем. Ногти были коротко острижены. А как же кровавый маникюр из сериалов, мелькнула мысль. Она сжала мою руку и заговорила, глядя в упор, раздельно и неторопливо.
