Федор взял новый листок и начал писать.
«Дано: жертва Лариса Огородникова.
1. Характер. Певица. Богема. Скандальная.
2. Хотела замуж за доктора.
3. Были любовники. Свидетели видели двоих. Возможны другие. Один — здоровенный амбал с красным лицом, в цепочках, в клоунской одежде. Чисто мафиози, сказала Мария Станиславовна. Другой — маленький, толстый, с большой головой и длинными волосами. На большой черной машине. «Мерседес». «Мерс», сказал Витек Саликов. Поискать разве? Поспрашивать в «Прадо», описать амбала и маленького на «Мерсе», яркие приметы просто вопят, город невелик, где-то они засветились. Не могли не засветиться. Спросить в Доме моделей, у Регины и Игорька. Особенно у Игорька. Регина на своей волне, Игорек же ничего не пропускает.
4. Два года назад жертва собиралась за рубеж. Сницар ничего не знал, по его словам. Был в командировке. Проверить. Кража драгоценностей — по его словам. Съехал с квартиры через два месяца. За два года не попытался узнать, что с бывшей подругой, хотя бы из любопытства. Не знал о гибели Елены Окуневской, были едва знакомы. Откуда у него деньги на квартиру? Почему такая спешка? Взять рисунок подвески… На всякий случай.
5. Саликову было известно об отъезде Ларисы Огородниковой, хорошо ее знал. Подруга Елена Окуневская очень переживала и завидовала, по его словам. Незадолго до смерти у нее появился мужчина, Бинго его облаял. Она повеселела и купила одежду. Хотя была без работы. Пила. Собиралась начать новую жизнь — по его словам. Была очень умная, закончила политех, подкрутила электрический счетчик. Но пила и забывала про включенный газ. С работы уволили, предположительно за кражу. Цинична, способна на противоправные действия. Завидовала подруге.
Умна, цинична, завистлива… Изобретательна… Счетчик! Кража. Пьющая…»
Федор задумался: какие-то противоречащие черты. Не рисовалась картинка. Лариса была перед ним как на ладони, а Елена пряталась в тени. Умная, резкая, циничная, оставляла включенным газ… Не растяпа, не рассеянная… Правда, пьющая. Пьющая! Таинственный мужчина не пришел на похороны. Женат? Мог передать деньги. Не передал, Витек знал бы. Почему? Это его ни к чему не обязывало, сунул бы в почтовый ящик. Не знал, что она умерла? Деньги на одежду от него? Сницара обокрали. Возможно, взяли еще что-то, кроме подвески. Если он собирался купить квартиру, возможно, в квартире были деньги. Кто имел доступ? Ключи Ларисы Сницар нашел в почтовом ящике, кто их туда бросил? Она или убийца? Вряд ли она, выбросить их — маленькая месть несостоявшемуся мужу. Сделать назло вполне в ее характере. Значит, убийца? Вот и ответ на вопрос, где произошло убийство. Дома. В квартире Сницара. Маленькие полускрытые детали иногда говорят больше, чем те, что бросаются в глаза.
Кто украл подвеску? Лариса? С другом? С которым? Или Елена Окуневская, которая была к ним вхожа? Поспрошать в скупках и ломбардах. Хотя дохлый номер. Никто ничего не скажет, вещь раритетная, ушла сразу. Но попробовать стоит. Попутно. А вдруг. Рано или поздно количество согласно философским канонам перейдет в качество и… Хоть одна определенная деталь! Самая малость, и конструкция даст сбой и посыплется, обнажая сокрытое. Ниточка, как говорили в старых криминальных романах: потянешь — и клубок пошел разматываться.
6. Хозяйка квартиры, где Лариса Огородникова проживала до Сницара. В «Прадо» ее старый адрес. То ли не стала менять, то ли сохраняла жилье за собой. Зачем? Затем. Чтобы иметь пространство для маневра, принимая во внимание знакомых мужчин. Замуж собираемся за Сницара, но от радостей жизни тоже не отказываемся. Кроме того, там можно было держать вещи… Какие-нибудь, подальше от ока любимого человека. Тайный бизнес… А что?
Глава 16. Послевкусие
Ночью я проснулась, словно меня толкнули. Ванесса знала Елизавету! Иначе не выгнала бы меня вон. Она сказала — нет, а потом выгнала. Теперь мне кажется, что она переменилась в лице, оно словно усохло и стало пепельным, в глазах промелькнуло что-то… Удивительно, сейчас я вспоминаю детали, ускользнувшие днем. Сейчас в мыслях наступила удивительная ясность, мне вспоминались мельчайшие детали — побелевшие жесткие пальцы, вцепившиеся в край стола, подавшаяся вперед фигура, скрипнувшее кресло… Взгляд исподлобья, испытующий, напряженный. Она спросила, что случилось с Елизаветой, и не удивилась, услышав о самоубийстве. И не задала больше ни одного вопроса. Когда я сказала, что я знакомая Елизаветы, она впилась взглядом в мое лицо. Мимика зачастую говорит больше, чем слова.
Передо мной вдруг появилось искаженное ненавистью лицо Ванессы, она смотрела на меня в упор, губы ее шевелились, выплевывая проклятья. Я снова, как и тогда, в комнате с зеркалами, увидела себя со стороны: я иду к двери, а она смотрит мне вслед и правой рукой рисует в воздухе магические знаки. Они вспыхивают светящимися линиями и гаснут, осыпаясь искрами. Явно тянет сквозняком и запахом… полыни? Ее волосы поднимаются и колышутся в потоках воздушных струй, и я вижу, что это темные змеи с черными острыми головками и блестящими глазами. Они извиваются и шипят, я вижу длинные раздвоенные язычки, они все ближе! Я вскрикиваю, отшатываюсь и закрываю лицо ладонями.
Вдруг взвыла Аделина, спящая в корзине рядом с кроватью. Я окликнула ее и протянула руку. Это было нашим ритуалом: среди ночи я протягивала руку, и она, чуткая, облизывала мне пальцы. Это значило, что все в порядке, не бойся, я здесь.
Лицо Ванессы пропало, растворилось. Я вдруг услышала мягкий дробный стук собачьих лап — Аделина, не ответив, убегала. Я поднялась и почувствовала, что пол подо мной вздыбился. Я успела ухватиться за спинку кровати и сесть. Сердце бешено колотилось не в груди, а в горле, в висках, в ушах. Мне вдруг стало холодно, я приложила руку ко лбу — ладонь стала влажной. Что это? Я попыталась окликнуть Аделину, но не смогла издать ни звука. Я слышала ее повизгивание в прихожей… Сейчас, сейчас, я встану… Меня трясло от холода, я замерзала, мне казалось, я превращаюсь в сосульку. За окном серели ранние сумерки. Длинное окно колыхалось наподобие маятника, стены «дышали», пол ходил волнами. И звуки! Шорохи, шипение, потрескивание… Вдруг отчаянный визг Аделины! Звук открываемой двери, грохот захлопнувшейся, шаги. Ужас! Качнулась и медленно подалась дверь спальни, черный проем расширился на глазах, и я оцепенела при виде выплывающей оттуда черной фигуры. Я даже не могла закричать. Повалилась на кровать, пытаясь натянуть на себя одеяло. Его выдернули у меня из рук, оно свалилось на пол. До меня дотронулась чья-то ледяная рука. Холодные легкие пальцы касались моего лица, я слышала щекочущий шелест крыльев. В комнате стало светлее. Черной фигуры уже не было, на постели, на стенах, на окне сидели сотни бабочек. Одну я сняла с лица, она осталась у меня на ладони, помахивая крылышками, красно-синяя с черными кругами. Мы смотрели друг на дружку, ее черные глаза-бусины ярко блестели. Я встряхнула ладонью, отбрасывая… Оборотня! Это был оборотень! Я узнала глаза Ванессы!
В тот же миг туча красно-синих бабочек сорвалась со стен и закружилась в бешеном водовороте вокруг меня. Они ударяли мне в лицо, плечи, грудь, их прикосновения были болезненны, как булавочные уколы. Я увидела кровь на ладонях. Бабочки с шорохом бились о стены и падали на пол, там уже образовались кучки красно-синих трепещущих насекомых. Кровь с ладоней стекала и капала на ночную сорочку. Я закричала и попыталась увернуться от бабочек, взмахивала руками, отгоняя их, чувствуя, как усиливается боль от их острых прикосновений. Кровать была залита кровью. Красное на белом. В углу кто-то сидел. Женская фигура в белом, залитом кровью. Размеренный звук капели… Лужа крови, вздрагивающая лакированная поверхность, ямки и брызги от падающих капель. Она поднимает голову — это Елизавета. Сверху слетает листок-письмо, много листков, я вижу кривые синие строчки… Бабочки исчезают. Я трогаю лицо, оно горит, словно от ожога. Я перевожу взгляд на фигуру в углу.
