И что теперь — возвращаться в другой конец парка, чтобы вернуть злополучную куклу на скамью? Нет уж! Лера направилась к сторожу, вышедшему из домика. Но не успела подойти ближе, как наперерез ей бросился мужчина, ведущий за руку девочку лет восьми.
— Это что за безобразие?! Вы когда, наконец, наведете порядок в парке? — Мужчина опередил Леру и первым подошел к сторожу. — По парку разгуливают собаки, а вам и дела нет? Для кого все эти таблички «Собак выгуливать запрещается»?
— Да что случилось-то? — примиряюще начал сторож. — Вы, гражданин, не волнуйтесь так. Я строго слежу за тем, чтобы на территорию парка никто не проникал с собаками.
— На мою дочь только что чуть не напала собака. Здоровая такая, с бешеной мордой — ротвейлер. Это просто безобразие, что у вас здесь творится!
— Пап, ну пойдем домой, — потянула девочка отца к выходу. — Мне страшно, я домой хочу!
— Видите, как ребенок напуган?! — не унимался мужчина, все больше распаляясь при виде добродушно улыбающегося сторожа. — Немедленно удалите хозяина с собакой из парка! Здесь же детей полно!
— Простите, но это какое-то недоразумение. Повторяю: я строго слежу, чтобы в парк не проникали отдыхающие с собаками.
— Тем не менее они проникли. Поэтому я требую, чтобы вы приняли соответствующие меры!
— Может, и в самом деле выдворить хозяина с собакой из парка? — предложила подошедшая Лера. — Раз не положено, то законы для всех одинаковы.
— А вас никто не спрашивает! — огрызнулся сторож и злобно уставился на Леру. — Идите, гражданочка, куда шли!
— Вообще-то, я шла к вам. Кто-то оставил на скамье возле озера дорогую куклу. И я хотела отдать ее в бюро находок, но не знаю, где это. Может, вы мне подскажете?
— Куклу? Какую еще куклу?! — побагровел сторож, и присутствующим стало ясно, что он нетрезв. — Идите отсюда, гражданочка, подобру-поздорову со своими глупостями! И сами толком не отдыхаете, и другим отдохнуть не даете.
— Это ты про себя, что ли, говоришь? Это мы тебе отдыхать мешаем?! — возмутился еще больше мужчина. — Так вот, значит, как ты парк охраняешь и отдыхающих, — водку хлещешь?!
— Пап, ну пойдем домой! — тянула за руку девочка не на шутку распалившегося отца.
— Сейчас, доча. Вот только вставлю мозги этому горе-охраннику. Так ты, пьянь, собираешься выгонять хозяина и его собаку с территории парка или нет?!
— Нет, не собираюсь! И нечего тут командовать!
— Ах, не собираешься? Тогда мне за тебя придется выполнить твои обязанности. — Мужчина неожиданно оттолкнул сторожа и, заскочив в его домик, тут же вышел с ружьем в руках. — Я сам расправлюсь с собакой, если у тебя кишка тонка.
— Не смей брать оружие! — кинулся к мужчине сторож и принялся вырывать из его рук ружье.
Завязалась борьба. Никто не хотел уступать, считая себя правым. Но если кто-то из двух прав, другой поневоле оказывается виноватым. А виноватого хочется уничтожить.
Прогремел выстрел, прокатившийся эхом по всем закоулкам парка и прозвучавший так неожиданно и громко, что, казалось, все замерло вокруг: остановились в движении люди и настороженно завертели головами, замолкли птицы, прислушиваясь к нависшей над парком тишине. Никто не сдвинулся с мест, так как не знал, с какой стороны ожидать опасности.
Тишину нарушил истошный крик девочки. Она смотрела, как сгибается вдвое отец, держась за живот, из которого струями хлещет кровь. Лера вышла из ступора, схватила девочку за руку и потащила к выходу из парка. Навстречу уже бежали люди, пытающиеся увидеть происшедшее воочию, чтобы потом было что порассказать. Глаза Леры словно заслонило туманом, она видела перед собой только узкую полоску дороги, по которой пробиралась к стоящей за воротами парка скамье. Она села и прижала к себе рыдающую девочку.
Вскоре подбежали люди в белых халатах и их разлучили. Рядом на скамье устроился полицейский, открыл блокнот, записывая показания, координаты. Снова подошел врач, но Лера отказалась ехать в больницу. Она хотела лишь одного — чтобы ее оставили в покое. Ей хотелось поскорее домой, лечь в постель, избавиться от этой противной мелкой дрожи и больше ни о чем не думать. Она ни в коем случае не должна позволить сомнениям вторгнуться в ее счастливую жизнь. Зачем Лере чужие несчастья, если ей своих с лихвой хватило? Нет, только не принимать все случившееся близко к сердцу! Свою долю горя она уже получила и пережила, свои слезы выплакала — с нее довольно!
Глава 4
Лера не помнила, как доплелась до квартиры. Молча прошла мимо Павла, направилась в спальню и без сил повалилась на кровать.
— Что это с тобой? На тебе лица нет! Заболела, что ли? Но ведь ты никогда не болеешь. Не хватало мне еще в лазарете жить! Ты сначала еду мне приготовь, а потом лежи сколько хочешь.
— Сам приготовишь, не маленький.
— Не понял! Это что же — бунт на корабле?!
Павел все же прав, как ни странно. Весь год она кормила его почти из ложечки и так приучила к роли потребителя, что он и в самом деле умрет с голоду, если Лера ничего не приготовит. А если не умрет? Может, провести эксперимент? Конечно, лучше накормить, может, тогда он наконец сядет за письменный стол, а Лера хоть немного отдохнет от случившегося. Но сил нет подняться.
— Так и будешь лежать?
— Так и буду.
— Тогда я иду в ресторан… Мне нужны деньги.
— На ресторан у меня денег нет.
— А если я поищу?
Лера уже пожалела, что перечит ему. Теперь Павел выгребет из кошелька все деньги, что найдет, и промотает. Так уже было, и не раз. Ну и пусть! У Леры нет сил даже на возмущение, так она устала.
Вот сейчас хлопнет за ним входная дверь, и Лера погрузится наконец в глубокий сон. За все в жизни приходится платить, даже за отдых, который она и без того заслужила, и за спокойный сон. Платить, конечно, придется, но не ценой же назревающего недовольства и последующих обид на ровном месте? Как малое дитя, честное слово! Впоследствии Лера всегда жалела, что из голого принципа шла мужу наперекор, так как все равно оказывалась крайней и виновной во всех грехах.
В квартире воцарилась гробовая тишина, которая совсем не способствовала засыпанию. Почему Павел не уходит? Может, обиделся на нее и улегся на диван, лицом к стенке, как это делал частенько, пытаясь пробудить в Лере чувство вины? И пробуждал же! Потому что понимал, что Лера никогда не допустит, чтобы он на нее обижался. Ведь при этом Лера чувствовала себя чуть ли не монстром. Неужели она его так сильно любит, что позволяет из себя веревки вить?
Помучившись еще немного и поняв, что заснуть не удастся, Лера поднялась. Ладно уж, сама виновата, что превратилась в няньку. Тем более что ей ничего не стоит приготовить что-то вкусненькое для мужа, похоже, очень любимого, если она готова пойти на что угодно, лишь бы сделать его драгоценную жизнь более комфортной. Да, она бесконечно любит этого большого и капризного ребенка. А на детей, как известно, не обижаются, особенно на своих.
