В какой-то степени я рассчитал, в какой-то угадал, но подорвался именно воинский эшелон. Результат превзошёл самые смелые ожидания: переворачивающиеся вагоны с бойцами вермахта врезались в друг друга, опрокидывались, а свалившись в колею, взрывались на наших минах. Арийцы гибли десятками. За три десятка железнодорожников немцы заплатили жизнями полутора сотен солдат, ещё порядка двухсот получили тяжёлые и средние ранения.
Ответ последовал незамедлительно. Только в тот раз враг сделал соответствующие выводы.
19 ноября 1941 года
– Командир!!!
Один вид белого как полотно Мишки зарождает в душе самые худшие подозрения. Напряжённый, на грани крика, голос парня не добавляет уверенности.
– Что?
– Ромку… Ромку мёртвым нашли.
– Как?!
Роман был (теперь уже был) одним из бойцов «младшей» группы. Последних я обычно задействую в качестве связистов или на дежурствах в секретах.
– Он… Я его нашёл на пути к «бабскому» лагерю.
Так мы в просторечье называем лагерь гражданских, там действительно практически одни женщины. И, кажется, до меня начало доходить.
– А где же был его напарник?
Всех бойцов в отряде я разделил на двойки. Такая связка повышает уровень взаимодействия подразделения на поле боя – удачный опыт, наследованный у «Бранденбурга». У «младших» тоже есть свои пары.
– Командир… Рома был один.
– Понятно. К девкам, значит, гонял?
– К сестре
– Да мне плевать, хоть к маме! Вы на войне или где?! Я тебя за каким хреном командиром отделения поставил, чтобы ты бойцов распускал?! Что с ним случилось?
– У него ножевое ранение в печень.
– ЧТО?! Твою!!!.. Отряд, к БОЮ!!
Недобрые предчувствия оправдались через десять минут: с севера послышался едва различимый гул самолётных моторов.
– БЕГОМ!!! Бегом, быстрее! По ельнику к «бабскому» лагерю!
Только густой кусок елового бора мог как-то спрятать нас от воздушных охотников. Бежали мы вовремя: через две минуты лагерь обработали из пулемётов и закидали бомбами с двух «Хеншелей». Ещё минут пять промедления, и отряд бы уполовинили ударом с воздуха.
Вот только разрывы бомб-полусоток отчётливо слышатся и в стороне бабского лагеря…
Слёзы отчаяния, бессилия и ярости размазываются по лицу и мгновенно кристаллизуются на морозе. Их никто не видит: я вырвался вперёд, яростно работая палками, – люди не должны сомневаться в командире, знать о его слабости.
Но сам с собой я могу быть честен: это моя вина. Моя вина, что немецкий шпион прошёл сквозь посты и убил мальчишку. Моя вина, что расположение обоих лагерей стало известны врагу.
Моя вина, что я не смог организовать людей, не смог проследить за молодёжью. Мишка такой же пацан, тоскующий по родным, – как ему было не отпустить товарища к сестре? Да и не сумел вчерашний комсомолец дистанцироваться от ровесников, поставить себя над ними. Он предпочитает не командовать, а подавать товарищам пример.
…Не знаю, сколько живых осталось в гражданском лагере, но немцы наверняка послали туда карательный отряд. Мы должны спасти уцелевших, мы должны их спасти…
Когда-то давно мой боевой товарищ рассказывал мне, что нет горше чувства, чем осознание того, что ты опоздал. Опоздал совсем на чуть-чуть. Но это чуть-чуть провело необратимую грань между жизнью и смертью.
И самое страшное – это когда понимаешь, что мог спасти людей, до последнего веривших, что ты успеешь, что ты защитишь. Как с этим жить?
Картины другой войны, картины нечеловеческой жестокости, которые я никогда не видел, встают перед глазами. Как же страшно опоздать!
Господи, помоги нам успеть, Господи, помоги!
Я не сразу разглядел среди деревьев большую группу лыжников, облачённых в маскхалаты. Они двигаются не слишком быстро, видимо, из-за отсутствия должной сноровки.
Мы практически выскочили на них, двигающихся колонной по двое. Но зашли с фланга, и фрицы нас пока не заметили.
Успели! Благодарю тебя, Господи!!!
Кровь огромным молотом стучит в висках от быстрого бега, ярости и восторга. Страх опоздать, сжимающий сердце ледяной рукой, наконец-то отступает, его место заполняет пьянящий азарт боя.
Падаю на колени, поднятой вверх рукой приказываю отделению остановиться. Команды, подаваемые знаками руки, – ещё одно наследие «Бранденбурга». Очень полезно, когда не хочешь обнаружить себя раньше времени.
Так же, знаками, приказываю бойцам рассредоточиться и взять цель.
– Achtung!! Alarm!!!
– Огонь!
Противник нас всё-таки заметил. Но мы успели дать первый точный залп прежде, чем немцы залегли. Человек семь фрицев упало, остальные ответили плотным огнём.
В прорезь прицела СВТ-38 ловлю пульсирующие вспышки автоматных очередей. Пистолетами-пулемётами вооружены командиры, они, как правило, грамотно ведут бой. Отличная цель для меткого стрелка.
Полуавтоматическая винтовка позволяет взять точный прицел и отправить в цель несколько пуль подряд, не сбиваясь на перезарядку. Сейчас первый выстрел ушёл с превышением: сказалась суматошная гонка на лыжах. Чуть опустив ствол винтовки, выпускаю ещё две пули; автоматная очередь обрывается. Веер снега, поднятый ударившей справа пулемётной очередью, бьёт в лицо; расчёт мгновенно нащупал меня. Перекатом ухожу от второго трасса, воткнувшегося в первую лёжку.
…Вспышка дикой боли, пронзившей левую руку, на мгновение гасит сознание…
Открываю глаза. От боли жутко мутит.
Пытаюсь сосредоточиться и разглядеть онемевшую руку. В глазах на секунду проясняется. Рана хреновая: оторван кусок бицепса, кровь течёт густым потоком.
Надо перевязать… Нет, сначала откатиться. Пулемётчик достанет.
Заметно ослабевшее тело слушается с трудом. Но два переката я всё-таки сумел сделать.
Чьи-то руки хватают меня за полушубок и тянут назад; сил сопротивляться нет. Вновь сфокусировав зрение, вижу лицо Сашки, одного из бойцов первого отделения.
Губ касается металлическое горло фляжки. Рефлекторно делаю первый глоток, горло обжигает неразведённый медицинский спирт. Дыхание перехватывает, кажется, что глотку обдало ледяным пламенем.
Но сознание проясняется, я вновь ясно вижу и оцениваю происходящее, пока Саша бинтует руку.
От немецких пулемётчиков меня спас наш расчёт. Когда люди разбирали матчасть оружия (а изучали они каждый имеющийся в нашем распоряжении образец), с МГ лучше всех себя показал Владимир Филин, один из отбитых заложников. Он впитывал знания, как губка, и на редких стрельбищах уверенно поражал цель, так что я счёл справедливым поставить его первым номером.
