В душе колючим остролистом разрасталась злость. Совет или кто-то из него посмел осквернить дом моей матери! Место, где я появилась на свет, убежище, распахнувшее передо мной двери, когда я оказалась одна в лесу. Более того, теперь это не только мой дом, но и дом Тины, ее сына. Да как они посмели?!
— Маорелий сейчас пытается стать незаметным. — Кеорсен пожал плечами. — Все, что хотел, он получил. Ему нет резона совать руки в огонь, чтобы разворошить угли и заставить пламя взметнуться выше. А вот Торрелу… — Его глаза полыхнули алым.
— Отдашь его Кругу?
В душе против воли шевельнулось удовлетворение. Так ему и надо! Пусть свои же покарают его за все зло, что он совершил! Пусть он ответит перед каждым! Пусть…
— О нет, мой свет, — протянул Кеорсен, холодом своего голоса остужая мою горячность, — с твоим несостоявшимся женихом я разберусь лично. У него был шанс сохранить шкуру целой, и он его упустил.
— Но ты же говорил, что на жизни высших вы не покушаетесь…
— Только если не мстим, — закончил за меня демон. — Я был готов оставить его гнить в замке Вирсейров, надеялся, что он поймет, с кем играет, и не станет лезть на рожон. Но он оказался даже глупее, чем я думал. Теперь ему придется ответить за все. И нет, мой свет, — мне достался очень выразительный взгляд, — даже не пытайся заступиться за жизнь этого червя. Второй раз милосердие я не проявлю.
Я замерла, вглядываясь в полыхающие жидким огнем глаза Кеорсена. Нет, жалости к Торрелу у меня не было, он заслужил наказание. За то, как вел себя со мной, как поступил с Тиной, за свои честолюбивые планы. Но вместе с тем я отчетливо слышала звучащий на границе сознания голос совести. Интонациями Ба он напоминал мне о ценности каждой жизни, умолял вмешаться, и я едва не прислушалась к нему. Открыла рот, собираясь заступиться, но не смогла выдавить из себя ни звука. В защиту того, кто угрожал Тине и ее нерожденному ребенку, был готов убить их, если потребуется, у меня не нашлось слов.
Сомкнув губы, я кивнула.
Возможно, какая-то часть человечности для меня утеряна безвозвратно. Или то была и не человечность вовсе, а наивность молодой девчонки — даже не женщины, — не знавшей настоящего мира. Двадцать-шесть, оступившись раз, осознала свою ошибку. Торрел же оказался слишком мстительным, чтобы оставить себе шанс на спасение. Люди, демоны — мы все подвержены эмоциям, все неидеальны. Но сила, настоящая сила, она не в магии, а в умении признавать собственную неправоту, пытаться исправить то, что можно, и стремиться к лучшему.
— Что будет с домом? — спросила я через несколько минут.
— Купол над ним уничтожен. Земля, на которой он был воздвигнут, уже несколько десятилетий принадлежит моему роду. Поэтому, если захочешь, дом останется. Если нет — я уничтожу его и прикажу построить новый. Другой дом в другом месте, о котором никто не будет знать. Укрою его новым куполом и спрячу там твою Тину.
— Нет, — качнула я головой. — Я не хочу прятать Тину, как ты когда-то не желал прятать меня. Лучше я попробую изменить принятый порядок, подарить людям шанс на другую жизнь, дать им… свободу.
Кеорсен хмыкнул. С ответом он не спешил. Вглядывался в мое лицо несколько томительно долгих ударов сердца, потом улыбнулся тепло и нежно:
— Хочешь вылечить наш неправильный мир?
— Хотя бы попытаться.
— Будет сложно, мышонок.
— Знаю. — Я улыбнулась. — Но моя жизнь давно перестала быть простой. Если очередной ее безумный виток может облегчить судьбу целого вида, я готова рискнуть. Только без тебя мне не справиться.
— Я всегда с тобой, мой свет. Всегда рядом и всегда на твоей стороне. Но сначала… — он вздохнул, — давай уладим все дела с Советом?
Счастливо кивнув, я снова прижалась к сильной груди Кеорсена.
Этой ночью Кеорсен обнимал меня особенно нежно, словно я не из плоти и крови, а из хрупкого льда — надави посильнее, и он с хрустом сломается. Но в то же время я чувствовала иссушающую, почти выворачивающую душу потребность демона во мне. И, отвечая на нее, я отдавала себя без остатка. Каждым своим прикосновением старалась доказать, что я здесь, рядом, и что со мной ничего не случится. Я не повторю судьбу Амадейны, не попаду в руки к чудовищам, способным обречь жертву на столь мучительную смерть. Не доставлю им такой радости.
Мы с Кеорсеном уснули лишь под утро, когда непроглядная темень за окном уступила место предрассветной серости. Закрывая глаза, я чувствовала тяжелую руку, перекинутую поверх моей талии и прижимающую меня к крепкой груди, слышала биение сильного сердца. А проснулась я одна. Огляделась растерянно и заметила на прикроватной тумбе белоснежный цветок каллы с лежащей под ним запиской. В уверенном размашистом почерке я сразу узнала руку Кеорсена.
Он писал, что улетел в родовой замок поговорить с Амарелией и Лунарой, уверял, что к вечеру обязательно вернется, пусть и на несколько часов. В каждой строчке сквозило беспокойство за маленькую кузину, потерявшую мать. Кеорсен предчувствовал возможную реакцию на печальную новость и не собирался бросать сестру один на один с опасной в своем горе высшей. Мне было жаль оставаться в стороне, когда душа рвалась поддержать Лунару, но я верила своему демону и была готова ждать столько, сколько потребуется.
Приняв ванну и приведя себя в порядок, я решила спуститься в библиотеку, когда вдруг ощутила закручивающиеся потоки открываемого портала.
Кеорсен? Вернулся так рано? Но почему не в гостин…
Додумать мысль я не успела. В последний момент зев перехода вильнул и, точно пасть голодного монстра, накрыл меня с головой. В желудке защекотало, к горлу подступила тошнота, виски сдавило. А уже в следующий миг меня выплюнуло на пол. Причем, судя по всему, портал открылся едва ли не под потолком, и я, пролетев всю высоту помещения, с размаху приземлилась на устланные тонким ковром камни. Отбитые ладони и колени тут же заныли от боли.
— Ну, здравствуй, Сатрея, — усмехнулись низким голосом у меня за спиной.
Вскочив, я обернулась и уставилась в холодные глаза высшего. Слишком знакомые, чтобы ошибиться.
ГЛАВА 27
Растопленное серебро круглыми островами светилось посреди черноты глаз. Волосы цвета холодной стали собраны в низкий хвост. Рукава чернильно-синей рубашки небрежно подкатаны, черные штаны доходили до края лакированных туфель. Тонкие пальцы унизаны перстнями с большими, поблескивающими в свете масляных ламп бриллиантами — родовыми камнями Артенсейров. Вытянутое лицо, высокий лоб и тонкие черты казались знакомыми. Я помнила их. Гораздо лучше, чем мне бы того хотелось.
— Майкрам Артенсейр? — уточнила я, уже догадываясь, каким будет ответ.
— Для тебя, грязь, махр Артенсейр, — отчеканил отец Кеорсена.
Он прошел к массивному кривоватому столу из рассохшегося дерева и взял веревку. Потом обернулся и, смерив меня презрительным взглядом, скривился.
