— Я с тобой, — сорвалось у меня; до сих пор я обращался к Мэю на «вы».
— Ладно, — уступил он. — Со мной.
Коридор оказался коротенький: пройдя полоску джунглей, мы очутились в парке. Под ногами была низкорослая трава, мелкие цветы, чуть дальше — худосочные кустики и, наконец, большие деревья. Среди травы чернел лаз, ведущий под землю; возле него трава была примята. Зелень тут и не думала сгорать от нашего прикосновения.
Со «стивенсоном» наготове, Мэй приблизился к лазу, нагнулся над ним.
— Ни черта не видать. Израэль Хэндс, ответь Мэйтону Старджону. Ты был в норе возле зенитки? И что там? Понял, спасибо. Говорит, безопасно, — сообщил навигатор, разглядывая узкий лаз. Смотрелась дыра неприветливо. — Вот теперь ты точно не со мной. Отойди-ка подальше.
Я подчинился. Согнувшись в три погибели, Мэй полез в нору. Прошла минута, другая. На душе сделалось неспокойно. Лучше бы я пошел с ним…
Свистнув, упал с неба глайдер, лег на траву рядом со мной. Из кабины выпрыгнул Рейнборо с лучеметом.
— Где Мэй?
Из дыры показался «стивенсон», затем выбрался сам навигатор. Защитный костюм на нем был черный, как тьма в той норе.
— Марш в глайдер, — Мэй увидел пилота. — Тут дрянь всякая, а ты мне будешь без маски дышать.
Рейнборо послушно нырнул в кабину. Мэй заговорил с ним сквозь мембрану:
— Я сам оторопел, когда не смог тебя дозваться. Это Хэндсовы катакомбы, там связи нет.
— Зачем они?
— Пункт управления зениткой. Сделано с умом, добротно.
— Почему она замолчала?
— Хэндс вырубил питание.
Я приблизился к черной дыре. Вниз вели деревянные ступени — не ошкуренные куски ствола, уложенные поперек наклонного спуска. Вот место, где должны встретиться Крис Делл и Джон Сильвер… и Юна-Вэл. В груди защемило. Как я хочу ее увидеть!
— Джим, не суйся никуда, — предупредил Мэй. — Двигай-ка в глайдер; мы уже все поняли.
Я подошел к кабине и постучал в лобовое стекло. Рейнборо состроил недовольную гримасу.
— Что тебе?
— Спустись со мной в пункт управления. Поглядим, что там.
— Меня больше занимает, кого и зачем тут отстреливали, — с холодком отозвался пилот.
— Рей, пойдем, пожалуйста. Я… я ведь много для тебя сделал, — пробормотал я, чувствуя, что краснею. Не умею просить; это у Тома хорошо получается.
Рейнборо отвел взгляд, потер горло, словно там что-то застряло и мешало говорить.
— Пойдем, — настаивал я. — В норе нет RF-связи, планета тебя отпустит. Хотя бы на пять минут.
— Тебе что опять от него надо? — Сзади надвинулся Мэй.
— Я прошу вызвать сюда Криса, — сказал я напрямую.
— Вызывай, — Рейнборо с усилием вытолкнул из себя это слово. — Мэй, вызови его к нам.
Мэй оглядел пилота сквозь стекло:
— Что с тобой? Ты дрянью надышался?
Рейнборо хлопнул ладонью по пульту, где находился передатчик.
— Мэй, скорее, — взмолился я, боясь, что Рейнборо передумает — то есть, его заставят передумать — и мне придется убеждать обоих.
Навигатор ткнул кнопку связи:
— Крис Делл, ответь Мэйтону Старджону. Ты позарез нужен Рею и Джиму. Зачем? — спросил Мэй у меня.
— Он сможет встретиться здесь… с кем хотел. — Я предпочел не называть имен, чтобы невидимый враг не подслушал.
Мэй передал это Деллу и объяснил, где нас отыскать.
— Ждем тебя… Черт! — вскрикнул навигатор, увидев, как помертвел вдруг Рейнборо.
Кинувшись в кабину, он вынул пилота из кресла и перенес в салон.
— Дэвид, — услышал я, — сердечное!
Мэй-дэй… Рейнборо крепкий парень, ему не просто худо с сердцем стало. Это Остров Сокровищ его достает, не дает бороться. Рей, держись.
А ведь если Крис с Юной-Вэл займутся делом, проклятая планета и вовсе их убьет. У меня озноб прошел по коже. Разве что в той норе они сумеют что-нибудь сварганить… Я двинулся взглянуть, куда приглашаю людей.
Фонарика у меня не было, и едва сунувшись в лаз, я подумал, что иду напрасно. Наклонный ход оказался длинным; спускаться по ступеням, скрючившись, было зверски неудобно. Наконец я ощутил под ногами ровный пол и осторожно выпрямился. Голова уперлась в потолок. Я отодвинулся от входа, чтобы вниз просочился свет. Далеко не отодвинешься: тесно. Расставив локти, я уже мог коснуться ими стен. На полу я обнаружил небогатое хозяйство: маленький пульт, плоский корпус какого-то аппарата и приличных размеров куб, где можно было сидеть. Наверняка батарея питания, которую отключил Хэндс. Это будет место для Юны-Вэл, а Крис может и на ногах постоять.
Я прислушался к собственным ощущениям. Ничего особенного, никакой явной свободы от RF. Может, я все придумал и зря погнал сюда Криса Делла? И беднягу Рейнборо напрасно поставил под удар? В тревоге, я вылез на поверхность.
Возле глайдера топтался растерянный сквайр, рядом стояли Том и охранники. Лисовин бросился ко мне:
— Питер умирает. Нас выгнали…
— Пойдем, пожалеем.
— Что-о? — Том решил, что я насмехаюсь.
— Ты вчера жалел мистера Смоллета и Криса. Им это помогало.
Мы забрались в салон. Рейнборо с кислородной маской на лице лежал в кресле, рядом на полу скорчился Мэй, положив обе ладони пилоту на сердце; тут же стоял доктор Ливси с диагностером в руках. Судя по опущенным плечам, надежды у него не было. Он обернулся, услышав нас.
— Мэй уже отдал все, что мог. — Доктор посторонился, пропуская меня к навигатору.
Я не умею просто жалеть. Лучше сделаю что-нибудь нужное; могу спасать или драться, защищая, а бездейственно жалеть — не по моей части. Это у нас лисовин мастер. Поэтому я сел на корточки рядом с Мэем и взял его за плечи. Побелевшие руки навигатора, лежащие у Рейнборо на груди, дрогнули.
— Забирай все. — Я слышал эту фразу от Джоба Андерсона, когда наш капитан пытался отвоевать Юну-Вэл у Чистильщиков.
Подле меня устроился Том, коснулся руки пилота. Я видел, как задрожали и горестно опустились его биопластовые усы, а потом в глазах у меня начало темнеть от слабости. Однако я еще был в состоянии думать.
Капитан Смоллет просил своего юнгу о помощи, когда мучились и кричали от боли техники. Всякое RF-усилие крайне болезненно. Любовная тоска и неутоленная страсть экипажа — это ведь больно, больно… Мистера Эрроу мучили, когда забирали к Чистильщикам. А в самом начале полета капитан Смоллет вернул его к жизни тоже через невыносимую боль. Чистильщикам не нужна любовь; им требуется только боль. В любом виде — все съедят. А любовь и жалость — это оружие, которым можно защищаться. Тот, кто умеет любить и жалеть… Не додумав последнюю мысль, я провалился в серую пустоту и долго-долго в ней тонул, пока не вынырнул вдруг на поверхность.