— До чего у нас красноречивая охрана, — подивился Крис Делл. — Кто бы мог подумать.
Вслед за мистером Трелони и Джойсом мы вышли на полянку. Здесь было светлее, низкорослые кусточки храбро боролись за жизнь, их ветки с круглыми листьями густо затянули землю и ту самую скульптуру, о которой доктор и охранник вели речь. Скульптура была низкая, и под листьями ничего было не видать.
— Уберите траву, — распорядился мистер Трелони, и Хантер с Джойсом принялись отгибать в сторону и приминать непослушные ветки.
Листья сверху были зеленые, а с нижней стороны — ярко-желтые и походили на древние золотые монеты. Им бы еще звенеть, когда ветка трясется.
Охранники с грехом пополам управились, и я наконец увидел, чем восхищался доселе не замеченный в красноречии Хантер. Из снежно-белого, с дымчатыми прожилками, камня был выточен молодой обнаженный мужчина. Казалось, он только что упал на бедро и сейчас вскочит; напряженные руки упирались во вросший в землю постамент, одна нога была согнута в колене, другая вытянута, и он страшным усилием рвался вверх. Мышцы бугрились, вены вздулись, лицо исказилось от натуги, и было несправедливо, что он так никогда и не поднимется.
— Что скажете, господа? — сквайр с сомнением оглядел находку. — По-моему, гениталии можно было бы изобразить поскромнее. Крис, как вы считаете?
— Они в натуральную величину, сэр. Как и все прочее. — Делл пощупал напряженную каменную спину, жилистую шею, тончайше вырезанные волосы. Сел на корточки и вгляделся в искаженное лицо с открытым ртом; было удивительно, что изо рта не вырывается тяжкое хриплое дыхание. — У него раньше были ресницы. Но камень достаточно хрупкий, и они отвалились.
— Я и говорю: избыточный натурализм. Хоть бы тряпку какую накинули… как ее… драпировку.
— Многим культурам был свойствен культ обнаженного тела, и они его не стыдились, — заметил Джойс. Видно, вдали от «Испаньолы» парни ощутили небывалую свободу и отпустили свои языки.
— И все-таки они не выпячивали то, что положено прятать, — стоял на своем мистер Трелони. — На Энглеланде такую скульптуру только в Веселом районе ставить.
— Неправда, — тихо возразил Том. — Это потрясающе. Он был молодец, этот парень.
— Ладно, — решительно сказал Крис Делл. — Что еще вы нашли?
— Тут рядом. — Хантер принялся разбирать соседний куст. — Вот.
Среди вывернутых желтой изнанкой кверху листьев оказалось маленькое тельце из того же белого камня с дымчатыми прожилками. Худенькая голая девочка беспомощно лежала на спине, согнув ноги с острыми коленками, приподняв голову, оторвав ее от постамента. Лицо было некрасивым и бессмысленным, словно девочка была идиоткой. Тонкие руки-палочки были сжаты в костлявые кулачки, живот провалился, кожа обтягивала хрупкие ребра.
— Аллегория голода и болезней, — произнес доктор Ливси. — У нас в клинике однажды лежала такая. Ее заперли в пустом доме. Она пробралась к соседям и спряталась, а они закрыли дом и надолго уехали.
— Частные лица ее не возьмут, — размышлял сквайр. — Разве что в музей какой или картинную галерею. И опять же: почему было не изобразить ее со сведенными коленями? Ребенок не понимает, но взрослые-то должны.
— Каждый видит свое, — хмуро отозвался Крис Делл. — Мэй — гадость в небе, вы — гениталии.
— Крис, я бы вас попросил…
— Джойс! Что тут еще?
— Женщина. — Охранник перешагнул через девочку, запутался в цепких ветках, упал. — Тьфу, черт… Но она попорчена. Вандализм, — добавил он важно, продолжая играть дурака.
Джойс убрал ветки. Женщина лежала на спине, смирно, как покойница. Старая, дряблая плоть. Мне стало жаль усилий, с каким неведомый мастер вытачивал и шлифовал каждую складку, морщинку, вмятину оплывшего старушечьего тела, расползшегося в стороны живота и безобразных грудей. Аллегория старости должна быть более благородной. Или хотя бы менее беспощадной. И что сделали с лицом несчастной статуи? Разбили, раскрошили. С какой же силой надо было бить по камню, с какой злобой… Во вмятины разбитого лица насыпались опавшие листья. Джойс смахнул их.
— Э, взгляните. Доктор, что это с ней?
Доктор Ливси обошел скульптуру и нагнулся над каменной головой с растрепанными жидкими волосами.
— Господи, — вымолвил он.
Разбит был не камень: размозжено лицо женщины; нос, лоб, щеки вбиты внутрь головы — и тщательнейше воспроизведены в белом камне.
— Это уже гадство, — сказал Мэй. — Мистер Трелони, такую скульптуру у вас купят только маньяки.
— Я ее и брать не буду. — Сквайра передернуло.
— Здесь есть еще что-нибудь? — спросил второй помощник у охранников.
Те неловко переглянулись.
— Нехорошо разграблять подчистую, — пробормотал Хантер.
Сквайр оживился; похоже, он до сих пор был не в курсе.
— Где? — наседал Крис Делл.
— Их много, — пробубнил охранник. — Что ж мы — все и сопрем?
— Все не будем. Показывай.
— Там, — Хантер махнул рукой вглубь парка. — Недавно стоят, еще не заросли.
Мистер Трелони ринулся осматривать новые нежданные сокровища, а меня Джойс придержал за локоть.
— Где твой болтливый зверь?
— В глайдере.
— Не оставляй без присмотра. Мало ли, случится неприятность.
— В каком смысле?
Джойс неопределенно повертел в воздухе кистями рук.
— С болтунами часто случаются неприятности. — Он зашагал к поджидающему меня лисовину. — Том, не распускай зверюгу. Всюду бегает, треплет языком. Не ровен час, доболтается.
У Тома округлились глаза. Нас предупредили. Это что же — сквайр велел Джойсу втихаря удавить поюна? Зверя, который разговаривает голосом Юны-Вэл? Если Джойс не удавит, сквайр Хантеру велит. А при случае и сам может наступить, сослепу да невзначай. Только за то, что Александр повторил глупости, которыми сквайр доводил лисовина?
Я бросился догонять Мэя.
— Пожалуйста, вызови Рейнборо. Пусть он пересадит поюна в глайдер Криса.
Навигатор посмотрел на меня, как на идиота, однако просьбу уважил. Мне стало спокойнее.
Впереди, в царящем под кронами зеленоватом сумраке, забелели статуи.
— Экая толпа, — сказал лисовин. — Наверняка они хуже тех.
— Почему? — оглянулся Джойс.
— Когда хорошего делают сразу много, оно резко хужеет.
— Мудрец, — усмехнулся охранник.
Мистер Трелони первым достиг скульптур и затоптался в явной растерянности. Крис Делл стремительно прошелся среди них и повернул назад.
— Мэй, камеру не взяли.
— У меня есть, — отозвался Хантер, с мрачным видом стоя среди коллекции, которую хотел уберечь от разграбления.
