— А Лайна?
— Лайны не было.
— Но она хоть спрашивала?
— У меня — нет, — сухо ответил доктор Ливси.
— Ее держат под замком и следят за каждым шагом.
— Может быть. Ладно; я заберу кристалл и пойду. А ты можешь с ней разговаривать.
Он магнитным ключом открыл нижний ящик моего стола. Там лежали коллекции ракушек и камней, разные инопланетные сувениры, что отец покупал мне в Бристле, какие-то сушеные листья… Но коробчонки с полустертой надписью RF я не увидел.
— А где?.. — Доктор резко выпрямился. — Джим?
— Я не брал.
— Джим! — воскликнул он, бледнея.
— Вправду не брал. Я был в душе… и в коме.
Задрожавшими руками доктор Ливси перебрал коробки с коллекциями.
— Черт… Я же сам туда спрятал. Едва тебя нашли. Ты лежал грудью на столе, ткнувшись головой в экран… — Он перешерстил содержимое остальных ящиков. — Ума не приложу…
— Полиция забрала? — предположил я.
— Нет. — Доктор Ливси неожиданно смутился. — Я… я им не отдал. Это ведь не орудие преступления; зря они Бонса подозревали.
Я не понял, о чем речь, но не стал расспрашивать; сейчас меня волновало другое:
— Кто здесь бывал, кроме вас?
— Ну, — доктор вздохнул, собираясь с мыслями, — твоя мать, Шейла.
— Не воры.
Он кивнул и продолжил:
— Медсестры из нашей клиники.
— Этих допросим как следует.
— Два моих заместителя, врач от сквайра Трелони, врач из города, профессор Лус, которого ты видел; он проездом на Энглеланде… И твой приятель без лица. — Доктор выпрямился. — Он самый. Я заявлю в полицию.
— Не надо, — вырвалось у меня. — Пожалуйста.
— Джим, RF-запись — слишком опасная штука.
— Я поговорю с Томом…
— Чтобы он зарыл кристалл в лесу? — перебил доктор Ливси. — А потом налепил маску Джима Хокинса и принес кристалл кому-нибудь из своих врагов?
— Том такого не сделает.
— Откуда тебе знать?
— Я — Трижды Осененный Птицей. Я чувствую, — ответил я, и доктор не нашел, что возразить.
Однако он не позволил мне связаться с поместьем Трелони и сам набрал код, потребовал Тома Редрута. Спустя несколько секунд на экране возникли фиолетовые перья, круглые глаза и крючковатый клюв лесной сусанны. Клюв приоткрылся, перья на лбу встопорщились.
— Здравствуйте, мистер Ливси, — вежливо поздоровался Том. — Джим! — вскричал он, когда я наклонился к плечу доктора и Том увидел меня на своем экране. — Очнулся!
— У тебя есть двадцать минут, чтобы вернуть кристалл, — отчеканил доктор Ливси; каждое слово было точно удар хлыста. — Через двадцать минут я ставлю в известность полицию.
Круглые глаза растерянно моргнули, крючковатый клюв щелкнул.
— Понял, сэр, — кротко отозвался Том. — Ждите.
Доктор Ливси выключил связь и шепотом выругался.
Снаружи донесся тоскливый вой, как будто чье-то измученное сердце разрывалось от горя. Я ринулся вон из комнаты, пронесся по коридору, промчался мимо Шейлы за стойкой и выскочил из гостиницы, под студеный осенний ветерок. Небо было ясное, и вовсю светило солнце.
— Дракон! — вскрикнул я. — Это кто ж додумался?
Мой зверь лежал, наполовину вывалившись из конуры, уронив голову между вытянутых передних лап. В слезящихся глазах стояло отчаяние; рядом на земле блестела цепь, которой он был прикован. На крыше конуры, уместившись между игрушечных шпилей и башенок, сидел полный сочувствия Рысь. Наш котун — белый, с рыжими пятнами, точь-в-точь лесной рысюк в миниатюре — горестно мяукал и пытался лапой достать Дракона, как будто хотел похлопать по плечу.
Увидев меня, Дракон с усилием приподнял голову и пополз, волоча начавшие отниматься задние лапы. Новый тоскливый вой разнесся над берегом. Рысь издал негодующий мяв: дескать, вы, люди, спятили — держать кургуара в неволе?
Подбежав, я отстегнул цепь и снял ошейник. Дракон лежал, горько постанывая и закрыв глаза.
— Какой урод это сделал? — обрушился я на подбежавшую Шейлу.
— Я, — пискнула она жалобно. С ее жарких щек сходил цвет. — Джим, он бесновался. Рвался в бар, рычал, царапал дверь.
— Что тебе понадобилось в баре? — строго обратился я к кургуару.
Он приоткрыл один глаз и протяжно вздохнул. Рысь спрыгнул с крыши конуры, лизнул приятеля в нос и вальяжной походкой двинулся по своим котуньим делам.
— Там посетители пришли, — виновато объяснила Шейла, — а Дракон вдруг как начал орать и ругаться! Вот и пришлось… Как ты себя чувствуешь? Мы ужасно перепугались. Принести тебе коффи? Или что-нибудь теплое надеть? Холодно. — Сама она дрожала в тонкой блузке.
— Ничего не надо, спасибо.
Шейла убежала, а ей навстречу по лестнице спустился доктор Ливси, принес мою куртку с уже включенным подогревом. Я влез в нее и почувствовал себя замечательно. Напоенный солнцем и солью ветер с моря холодил лицо и бодрил.
— Пройдемся? — предложил доктор и двинулся через пляж к воде.
Оживший кургуар заковылял следом за нами.
Мы подошли к полосе мокрого песка, где прокатывались, оставляя скупую белую пену, невысокие волны. Доктор Ливси долго смотрел на синюю, с бликами, воду, щурился от ее блеска.
— Странно, — тихо произнес он. — Врачи на тебе поставили крест, а твой птицезверь твердил как заведенный: «Джим не умрет, этого не может быть». Можно подумать, ты ожил его молитвами.
Интересно, к кому Том Редрут воспылал внезапной любовью — ко мне или кристаллу, который собирался украсть? И ни черта ведь не прочтешь на его зверской морде.
Из-за мыса, скрывавшего Жемчужную лагуну, вынырнул маленький глайдер. Подлетел, стремительно снизился над берегом и лихо приземлился, взметнув песок. Открылась дверца, и из кабины выскочил — у меня сердце оборвалось — мой отец. Ах, нет. Нет. Вглядевшись, я по фигуре признал Тома Редрута, а его очередная маска всего лишь на миг показалась мне родным лицом.
Том подбежал к доктору Ливси и со словами «Повинную голову меч не сечет» бухнулся перед ним на колени, а потом и вовсе распростерся, зарывшись лбом в песок.
— Виноват, сэр! Простите, сэр! — прокричал он.
— Вставай, — доктор Ливси брезгливо поморщился. — Привез?
Том поднялся на колени и полез за пазуху.
— Вот, — он извлек знакомую черную коробчонку, большой конверт и сложенный листок бумаги. — Вам письмо от сквайра, сэр, — Том отдал доктору коробчонку и конверт. — А это тебе, — он протянул мне листок.
Все-таки он в своей маске был слишком похож на моего отца. Я взял Тома за шиворот и поставил на ноги, не в силах смотреть, как дурачится и стоит на коленях человек с лицом Рудольфа Хокинса.
