— Джим, очнись! — догнал мое уплывающее сознание крик мистера Эрроу. Первый помощник хлестал меня по щекам.
Смешно. Он пытается мелкой болью заглушить мощный зов чего-то огромного, великодушного, справедливого; зов, которому невозможно противиться; зов, на который я с восторгом откликаюсь…
— Маска! — выкрикнул мистер Смоллет, и голос капитана, показавшийся мне голосом нашего корабля, на миг вернул в реальность.
Перед Хэндсом и Рейнборо дергался, моргая фиолетовыми венцами, здоровенный сросток черных комков. Я почуял спасительную ненависть, которой пилоты сдерживали крыс, увидел бледного мистера Смоллета — он вжимался в податливую стену, в студенистые объятия «Испаньолы», которая тянула из него последние силы. Затем мистер Эрроу вцепился в мою приросшую к коже маску и рванул. Напрочь сорвал все, не оставив ни кожи, ни глаз; я мгновенно ослеп, как будто лицо слизнуло огнем. Вместо очищающей тьмы, куда я стремился, меня занесло в белое пламя, и оно сжирало щеки, нос, подбородок, выгрызало и без того слепые глаза…
От жгучей боли сознание прояснилось. Какое, к черту, пламя? Первый помощник всего-навсего содрал биопласт, а ослеп я от выступивших слез.
— Ничего страшного, — пробормотал я, пытаясь рассмотреть: прогнали пилоты крыс или как? Вроде не видать эту нечисть.
Рейнборо протянул мне обеззараживающую салфетку; от ее лекарственного душка меня замутило, но я все-таки промокнул горящую кожу. Полегчало.
— Алекс, у нас больше нет времени, — с каким-то особым значением проговорил мистер Эрроу, машинально сворачивая маску в рулончик. Спохватился и встряхнул ее, готовясь прилепить обратно.
— Не надо, — я забрал биопласт и сложил мехом наружу. — Лучше Тому вернуть.
Мистер Смоллет с силой потер виски, тряхнул седой головой и ткнул кнопку связи:
— Мелвин, ответь мне. Начинай торможение. Я сказал: тормози. Будем принимать на борт гостей. Ты слов не понимаешь? — Очевидно, пилот противился распоряжению. — Пилот О'Брайен, повторите приказ! — рявкнул капитан на строптивца. — И выполняйте. Израэль, — обратился он к Хэндсу, — идите в рубку, помогите Мелвину; заодно приглядите, чтоб не психанул.
— Слушаюсь, сэр. — У Хэндса потеплел голос, как будто мистер Смоллет посылал его во внеочередной отпуск.
Капитан вызвал навигатора Мэя:
— Возьми под арест лисовина. Он у входа в спортзал. Не хочу, чтобы путался под ногами… Правильно; и юнга мне ни к чему.
Мистер Смоллет еще отдавал распоряжения техникам, а я вперед Хэндса выскочил в коридор. Тома — под арест?!
В коридоре Хэндс настиг меня и ухватил за плечо:
— Куда рванул? Ничего твоему лисовину не сделается.
— Он мне нужен — маску отдать. — Я предъявил Хэндсу меховой комок.
— Мистер Эрроу, они проснулись и лезут из коробки, — прошелестело по громкой связи: пытаясь умерить свой рык, Юна-Вэл шептала слова.
Хэндс вздрогнул и прибавил ходу, увлекая меня за собой. Дважды ткнул кнопку на воротнике и, тоже стараясь, чтобы громкая связь не оглушила ревом, произнес:
— Доктор Ливси и Том Редрут, пройдите в медотсек к Джиму Хокинсу. Подождешь там, — сказал он мне.
Медотсек от спортзала был в двух шагах. Откровенно говоря, я обрадовался, потому что мгновенно устал торопиться.
— Почему вы не остановили Юну-Вэл? — спросил я, пока Хэндс не умчался наверх, в рубку. — Вы понимали, что ей сюда нельзя?
— Ты пробовал прекратить шторм на море? Юну никто не остановит. Ее можно только убить. — Хэндс бросился дальше, но через десяток шагов обернулся: — Вспомни, как у мистера Смоллета полыхали глаза перед стартом; его неодолимо звал RF. Так и Юну влекло — зверю в пасть.
Я проводил его взглядом. Стремительный, сильный, надежный. Едва ли наш капитан сильней и надежней, чем Хэндс. Не понимаю я эту женщину.
Не сладив с тугой шторкой, я уселся у входа в медотсек. Тут же потянуло в сон, но спать было нельзя; и на луг Юны-Вэл путь заказан. Прислушался, пригляделся, принюхался. Хоть тресни, не чувствую никаких изменений; разве «Испаньола» тормозит?
Прибежал Том. При виде моей ободранной физиономии он зашипел, как настоящий лисовин, и выругался, как бывалый пират. Я протянул ему мех:
— Забирай. Спасибо.
Воровато оглянувшись, Том вынул из-за пазухи и сунул мне станнер, затем принял маску и вручил зеркальце.
— Подержи, будь другом. — Глядя на свое отражение, лисовин наложил биопласт и принялся энергично его приглаживать и согревать. Белые усы печально висели, не желая подниматься. — Зачем ты ее содрал?
— Не я: мистер Эрроу. Долго меня бил и всяко калечил, чтобы прогнать крыс.
— Очень долго? — настороженно уточнил Том.
— Ну… не так уж.
— Сколько? Джим, друг, это важно.
— В три захода. — Я начал перечислять: — Сперва оплеуха, затем полная отключка, потом несколько оплеух — не считал, и наконец содранная маска.
— Черт, — выдохнул лисовин удрученно. — Много. Я спрашивал; прогонять крыс болью рискованно. Это и тебе плохо, и тому, кто бьет, аукнется.
Из-за поворота вынырнули доктор Ливси и навигатор Мэй. Увидев меня, доктор всплеснул руками, космолетчик и бровью не повел.
— Я за тобой, — приветливо сообщил он Тому, приближаясь упругой походкой тренированного космодесантника. — Оружие есть?
— Нет.
Навигатор сноровисто обыскал ошеломленного лисовина, изъял тонкий кинжал и опустил в свой карман.
— У себя подержу. Ты арестован, — объявил он.
— Вы с ума сошли? — возмутился доктор Ливси.
— За что? — Том изобразил глубочайшее изумление. Ему ли не знать, за что арестовывают похитителей оружия? Он только не мог взять в толк, каким чудом Мэй так скоро прознал о краже станнера.
— Приказ капитана Смоллета, — добродушно объяснил Мэй. — Пойдем, приятель; посидишь в каюте.
— Чем ты опять отличился? — спросил Тома доктор, нахмурясь.
— Мистер Смоллет отказался от услуг юнги, — сказал я. — Он не хочет, чтоб Том мельтешил рядом и… — Я прикусил язык. Коли наш капитан отправляет своего юнгу под арест, значит, ему грозит нешуточная опасность. Лисовин же наизнанку вывернется, лишь бы оказаться с мистером Смоллетом и предложить свою жизнь в обмен на жизнь капитана.
Том всегда соображал быстрей меня; он и сейчас сообразил.
— Мэй! — взмолился он.
— Идем, — велел навигатор. Руки у него были пусты, но впечатление было такое, словно Мэй пригрозил «стивенсоном».
Том подчинился, а я вслед за доктором Ливси вошел в медотсек. Миновали закуток, напичканный обычной — не RF — аппаратурой, и зашли в операционную. Бестеневая лампа над операционным столом была выключена, горело несколько матовых светильников. Доктор указал мне на табурет и обработал саднящее лицо. Закончив, он подтянул себе второй табурет и уселся рядом, сгорбившись, уронив руки между колен. Мы несколько минут сидели в тишине; чуть слышно постанывал корабль, да сидение табурета попискивало под доктором Ливси, когда он вздыхал или шевелился. Зверски хотелось спать. Я пальцами раздирал слипающиеся веки, они снова слипались, и в конце концов я задремал.
