Тереза холодно улыбнулась, как если бы княжич неудачно пошутил.
— Да будет вам известно, «Ханимун» — название корабля. Первого земного корабля, который прибыл на планету СерИвов. В те времена они, разумеется, называли себя по-другому.
Дэсс внутренне подобрался. Сам он лишь в одной легенде нашел упоминание о том, что в глубокой древности его народ назывался иначе.
— Вы знаете, как они себя называли?
— Нет, конечно, — ответила Тереза. — СерИвы свято хранят свои тайны.
— А ты знаешь? — спросил Мстислав у княжича.
— Я — да.
— Скажи капитану.
— Нет.
— Дэсс! Я прошу.
Княжич уже говорил Мстиславу, чтобы тот ни о чем его не просил. Если Мстислав все-таки просит, значит, это важно.
— Миаридуонта-зи-шу — Дети Милосердного Бога.
Тереза с присвистом выдохнула сквозь зубы — почти как Дэсс, когда сердился. Подалась вперед, вглядываясь княжичу в лицо.
— Слав, кого ты привел? Это не ублюдок-Домино. Я права?
— Да, к сожалению. Расскажи про «Ханимун»; потом я скажу, зачем мы пришли.
Капитан Крашич откинулась на спинку кресла, сложила руки под обтянутой белым кителем грудью. Несколько мгновений ее раскосые черные глаза буквально ощупывали измученное лицо Мстислава, после чего Тереза с недоумением покачала головой.
— Ладно; слушайте. Когда «Ханимун» прибыл, аборигены отчаянно бедствовали. На животных, из которых они топили жир для светильников, напал мор, жира не стало. Без света и тепла в их горных жилищах завелась какая-то плесень, от которой они болели и умирали. В первую очередь дети. О том, чтобы оставить пещеры и поселиться в местах поприличней, речи не шло; было ясно, что на огромной территории вскоре никого не останется. Капитан «Ханимуна» Сергей Иванченков взял на себя ответственность и вмешался. Экипаж вычистил жилища до последнего закутка; обработали все, куда смогли дотянуться. Одновременно синтезаторы работали с полной загрузкой, производили светильники Росса — те, что столетиями не гаснут и подпитываются энергией хозяев.
— Белые шары? — уточнил Мстислав; не для себя спрашивал — для Дэсса.
— Они самые, — подтвердила Тереза. — Затем пришло указание: планету считать пригодной для колонизации, а местных — подвинуть, освободив для начала пятьсот квадратных километров. Снова запустили синтезаторы; произвели горы фальшивых самоцветов. За них капитан Иванченков купил у князей несколько самых безопасных территорий…
— Купил землю? — вырвалось у Дэсса. — За сафи?
— За поддельные сапфиры и прочую дребедень. Позже капитан признавался, что со стыда сгорал, всучивая доверчивым аборигенам стекло, но производить стекло проще, чем камни, а он получил соответствующие инструкции.
— Вот почему Руби такие хрупкие, — пробормотал княжич. Слушать Терезу было мучительно — как будто с тела сдирали шкуру, кусок за куском. Он верил этой черноглазой женщине, как безусловно верил Мстиславу; но до чего же больно! Все сплошная ложь: и то, что рассказывал отец, и чему учили наставники, и даже легенды. Священные легенды СерИвов. Бесконечная ложь…
— Аборигены объявили капитана богом и взяли себе новое имя: СерИвы — дети Сергея Иванченкова, — закончила Тереза.
— А богу присвоили звучное имя Ханимун, — добавил Мстислав. — Дэсс, ты не в обиде? Я мог и сам тебе рассказать, но не хотел огорчать прежде времени.
Княжич заставил себя улыбнуться:
— Огорчением больше, огорчением меньше — никакой разницы. Капитан, почему вы не покидаете корабль на нашей планете?
Тереза нахмурилась:
— Слав, я полагала, что уж ты-то языком попусту не метешь.
— Не мету, — подтвердил телохранитель. — Тебе задан серьезный вопрос.
— Надеюсь, последний. Видите ли, господин не-Домино, мой покойный отец, адмирал Крашич, был хорошо знаком с сыном капитана Иванченкова. И до моих, тогда еще детских, ушей порой доносились разные истории, сродни волшебным страшным сказкам. Про то, как женщины любовными песнями порабощают мужчин, а те, в свою очередь, песнями умеют убивать. Детские впечатления, знаете ли, — самые стойкие… к тому же из Иванченковского экипажа три человека погибли здесь при загадочных обстоятельствах. Короче говоря, не люблю я вашу планету. И котов здешних боюсь.
— Кого боитесь? — переспросил Дэсс.
— Котов — СерИвов.
— Котов?!
Мстислав положил ладонь княжичу на запястье:
— Тише, тише. Тереза, они не коты.
— Согласна: котоиды. Мальчики, я услышу наконец, зачем вы явились?
За стеной-аквариумом грянул дружный хохот — космолетчики смирились с тем, что их лишили гулянки в ресторане, и праздновали благополучную посадку. Дэсс приготовился было услышать, как затянут изуродованную песню СерИвов, но сообразил, что песни местной звезды у сторонних людей не в почете.
Из бара вышел невысокий темноглазый парень с тонкими чертами лица, из-за этой тонкости и нежного румянца явно кажущийся моложе своих лет. Принес бутылку вина и четыре бокала на подносе. Второй помощник капитана — тот самый, с которым пререкался Мстислав, требуя, чтобы экипаж дожидался его на борту. Дэсс не узнал бы в этом тихом человеке давешнего грубияна, если бы Мстислав не поддел:
— За контрабанду ответишь.
Космолетчик опустил поднос на столик, взялся за спинку кресла, желая сесть рядом с капитаном.
— Йенс, ты тут пока не нужен, — безо всякой строгости заметила Тереза, и он молча отошел.
Йенс не вернулся в бар к экипажу, а остался у торцевой стенки аквариума, прислонился к ней плечом, отрешенно глядя в темноту большого зала, мимо Терезы и ее гостей. Невысокий, худой, как подросток, но ладный. Дэссу подумалось, что парни на борту неспроста малорослые: капитан подбирает экипаж по своему росточку. А иначе как бы ей командовать громилами, которые выше на полторы головы?
— Аронсийское красное полусухое, из «Королевских кладовых», — прочла Тереза на этикетке. — И откуда такая роскошь на нашем корыте? Будете пить?
— Нет. Да, — одновременно ответили Дэсс и Мстислав.
Телохранитель налил густое и красное, как Руби, вино в три бокала, пригубил.
— Недурно. Тереза, какую контрабанду возит Йенс?
— Не пори чушь. — Она тоже поднесла бокал к губам — скорее, символически. — Йенс контрабандой не балуется.
— Возит, — стоял на своем Мстислав. — Он испугался, когда я пригрозил полицией.
Капитан демонстративно поглядела на часы — зеленые цифры светились прямо в воздухе над витым серебряным браслетом.
— Слав, у тебя ровно три минуты, чтобы изложить свое дело. Время пошло.
Мстислав уложился в полторы. Еще две минуты Тереза сидела молча, переваривая услышанное. Наконец изрекла:
