— Тоже… Я понимаю твой первый порыв. Посидеть, поговорить с нами ни о чем. Потом побежать к подполковнику Краузе, пасть на колени и сдать нас. Вот только не получится. Знаешь, почему?
— Почему?.. То есть я не собирался…
— А потому, что ты и так столько уже выложил об этой школе нам через Марфу, что немцы, узнав об этом, тебя сразу к стенке прислонят.
Казимир подавленно молчал.
— Что, думаешь, немцы тебя простят? Кого они когда прощали?.. Ну, а если произойдет чудо, и они забудут твои прегрешения, то мы предательство не забудем. Все равно — конец один.
Я потрепал его по плечу:
— Если уж рассматривать все варианты. Предположим, ты сдаешь нас немцам. И они тебя прощают. И даже прячут подальше от партизанского гнева. Так не забудь, что у тебя семья в Глуздево. Мы со стариками и детьми не воюем. Но тяжко им будет… Для большего понимания скажу — они заложники в наших руках. А на войне сантиментов не бывает. Ну что?
Казимир для порядку еще помолчал, потом кивнул:
— Согласен!
И потянулся к стакану. Но я остановил его:
— Э, нет. Это потом. Сперва разговор по душам…
Терзал я его часа три. До полного — его и моего — изнеможения. Не скажу, что он мне открыл что-то сокровенное о деятельности абвера. Но я вытянул из него немало интересных подробностей, описаний переменного и постоянного состава школы, их характеристики, настроения. Задачи и передвижения должностных лиц.
Наконец я сказал:
— Теперь можно и выпить. За победу!
Звякнули стаканы.
А у меня в голове начал складываться лихой план. А что, может получиться, если этот малодушный трепач Казимир нам поможет.
Глава 15
Когда Забродин продышался и взгляд обрел былую резкость, его грубо вздернули и поставили на ноги. Рядом с проулком уже стояла подвода с тряпками, мешками и горшками.
Его усадили туда, и здоровяк в телогрейке сказал:
— Поедешь с нами. Будешь смирно себя вести — отпустим. А нет…
Он уселся на подводу рядом с пленником и упер ему в бок ствол нагана. Одно нажатие на спусковой крючок — и все. Летчик Забродин, агент советской контрразведки, погибнет от пули партизана. В этом была гримаса судьбы. И надо же этим людям именно на него наткнуться!
Лошадь мерно цокала копытами. Деревянные колеса стучали по мостовой.
«Интересно, как они собираются выехать из города, когда все дороги перекрыты немецкими патрулями и заслонами?» — думал Забродин.
— Не разевай рот, только кивай, — проинструктировал здоровяк при приближении к шлагбауму. — Понял?
Пленник прокашлялся и произнес сдавленно:
— Да понял я.
Из города выбрались неожиданно легко. Здоровяк подбежал к статному немецкому солдату, рядом с которым стоял важный толстый полицай. И начал сбивчиво объяснять, кивая на Забродина. Было слышно:
— Мы снабжаем ваших военных сеном, господин солдат! Вон, с нами хиви! Проверять едет, чего мы заготовили! Живем мы на это! Пользу вам приносим и сами кушаем!
Немец поежился от резкого порыва ветра — хоть и конец апреля на дворе, но еще прохладно. Ознакомившись с документом, важно покивал, что-то пролаял на своем языке. И благосклонно махнул рукой: проезжай!
А если сейчас сорваться и заорать? Но Забродин прикинул, что его усадили на подводу так, чтобы не спрыгнул. Да и пуля догонит.
За городом подвода свернула на проселочную дорогу. Там Забродину на голову накинули мешок, да еще уложили, прикрыв дерюгой. Воздуху не хватало, пот струился по лицу.
Ехали не так далеко, да еще, кажется, возница накручивал круги.
Но вот подвода остановилась в деревенском дворе. Забродину подумалось, что это пригородный поселок Купино. В нем испокон веков селился темный люд, а добропорядочные граждане обходили его стороной.
Один партизан остался на улице. А здоровяк в телогрейке и долговязый в брезентовой накидке пинками погнали пленника в избу.
Уже стемнело. Изба была освещена керосиновой лампой. За дощатым столом на лавке важно восседал худощавый молодой человек с неприятным лицом — похоже, старший. Он криво усмехнулся:
— Ну что, подстилка немецкая. Отчизну продал за шнапс и сигареты! Немцам служишь! В психбольнице им сапоги чистишь и думаешь, как больше людей советских извести!
— Да я там, извиняюсь за подробности, дерьмо вывожу! И в мастерской чего приладить надо — тоже я! — Забродин потряс своими ладонями, огрубевшими за время работы в обслуге полка связи. — Разнорабочий, на все руки мастер и всеми посылаемый во все стороны. А что? Есть-пить надо!
Здоровяк произнес по-белорусски длинную фразу, но Забродин пожал плечами:
— Не понимаю. Я не из этих мест. В плен под Москвой попал, и сразу в хиви.
— Ты мне дурочку не валяй. Говори честно, чем там занят? Что вообще в психбольнице творится?
— А немцы что, говорят мне? Я тока с такими же навозниками общаюсь — принеси, подай! Ну, чему-то там немцы курсантов учат. Наверное, полицаев или других помощников себе готовят. А я… Даром что форма серая…
— Что-то ты чистенький для золотаря.
— Так то ж немцы. У них порядок. Они даже обслугу в город выпускают, как в кафе-шантан — чтобы благоухали одеколоном, а не дерьмом.
— Все с тобой понятно. Говорить не хочешь.
— Почему не хочу? Хочу. Командир там майор Краузе. Завхоз лейтенант Браун. А остальных не знаю.
— Считаешь, откупился?
— Да я там никто!
— Врет он все, товарищ командир, — сказал здоровяк в телогрейке. — На харе его аршинными буквами написано: лжец и враг!
— Ты прав, — кивнул старший. — И что с ним теперь делать?
— Да не велика птица. Но и отпускать нельзя — он нас видел. Такая предательская душонка — сразу побежит и доложит. А мы в городе бываем с разведкой.
— Ну, тогда кончай его.
— Пошли! — Здоровяк ткнул пленного кулаком в спину.
Забродин напряженно думал. Держались эти люди как-то слишком нагло, нарочито самоуверенно. И все эти «товарищ командир», записной патриотизм — многовато пафоса для мужиков-лесовиков. Разве такие партизаны? Но рожи решительные. Похоже, и правда шлепнут.
Он решился и заорал:
— Да за что вы меня, братцы?! Я же свой! В эту поганую школу немецкую попал из плена! В окопах мерз, супостата сдерживал. И в плену только и думал, как немцам вред принести.
— Пой, ласточка, — хмыкнул старший.
— Я партизан сам искал. Но где вас найдешь-то! Шпионская школа это! Они к нам в тыл агентов забрасывают, чтобы вызнавать там все и поезда пускать под откос. И меня хотели забросить! Но я бы сразу сдался! Ну, вот как на духу сейчас все расскажу о них! И потом сообщать все вам буду!
