Там его поместили в одиночную камеру в тюрьме, с которой начались приключения на оккупированной территории.
Его очень подробно допросил представитель СД. Машинистка напечатала длинный протокол. После этого его оставили в покое на неделю — в тесноте одиночки, в запахе хлорки, к которому никому не удается привыкнуть. Скудная еда. Неизвестность.
Который раз он уже в немецких застенках. И ничего, выбирался из них. Выберется и на этот раз.
Времени у него было полно, чтобы подумать о произошедшей катастрофе. Ясно же, что их кто-то предал — засада была организована именно на ягдкоманду. Но кто? А черт его знает!
Но еще больнее сверлила мысль: а был ли тот медведь, который чуть не раздавил его в лесу, на самом деле учителем Лукьяновым? Не бывает таких совпадений. Может, померещилось? Но как ни прикидывал, получалось — не померещилось. И тогда бессильная ярость растекалась по телу. Ведь мог замочить эту суку и выкинуть его из своей головы, в которой тот так назойливо прописался. Но ведь не убил. Сколько народу пришил в жизни, а этого не сподобился. В этом было что-то глобально несправедливое…
На восьмой день конвоиры отвели Кургана в комнату для допросов. Там вальяжно расположился Гоц Вебер собственной персоной.
Курган инстинктивно вытянулся по струнке, но майор снисходительно махнул рукой:
— Не тянись по струнке, сынок. Что, не рад меня видеть?
— Почему. Я вас всегда рад видеть, герр майор. Вы самый разумный человек из всех, с кем мне…
— Хватит льстить и пресмыкаться, агент Ящер. Это не облегчит твоего положения. Что, кого-то другого ожидал увидеть?
— Думал, увижу непосредственного куратора команды капитана фон Файербаха. И он скажет, что во всем разобрались.
— Нет, старина Отто к тебе вряд ли придет.
— Почему?
— Он мертв. Попал в засаду.
— И мы тоже попали в засаду… Это партизаны. И я готов им мстить. Верните меня к моей команде, и большевики дорого заплатят нам!
— Нет у тебя больше команды. Ты выжил один, сынок. Один-единственный.
— Вот черт, — застонал Курган.
— И вот вопрос — почему ты выжил?
— Повезло, что рванул в то проклятое болото. Они этого не ожидали. — Сердце Кургана будто сдавили чьи-то пальцы.
Вебер, улыбаясь, смотрел на него.
— Мне просто повезло! — нервничая все больше, воскликнул Курган. — Я везунчик, понимаете. Просто повезло!
— В таких случаях все двойные агенты говорят именно так.
— Двойной агент?!
— А что не так?
— Да после ягдкоманды большевики меня сразу в расход. Даже не думали бы вербовать. Я для них враг непримиримый!
— Тоже хорошая легенда, — кивнул майор и неожиданно гаркнул: — Встать! К стене!
Курган подскочил, как ошпаренный, и прислонился спиной к выкрашенной известкой стенке, зачем-то отметив, что на одежде останутся следы.
Не поднимаясь из-за стола, майор вытащил «Вальтер», передернул затвор и прицелился Кургану в лоб:
— Ну что, сынок? Будешь молиться или на райские кущи уже не рассчитываешь? Сейчас ты встретишься со своей командой.
— Пощадите! Я не виноват!
— Да? Лень проверять. Да это уже и не имеет значения! Молись, сынок. Можешь в голос! — Вебер широко улыбнулся своей самой добродушной улыбкой.
«Все», — промелькнуло в голове Кургана.
Его тело онемело и отказывалось слушаться…
Глава 3
Вторая ударная армия с января 1942 года безуспешно пыталась прорвать блокаду Ленинграда вдоль реки Волхов. И с первых дней ее создания она была головной болью для военной контрразведки.
Командование армии мечтало выслужиться перед Ставкой и хотело ввязаться в наступление при недостатке боеприпасов, продуктов, отсутствии нормальной связи между подразделениями. Особый отдел армии строчил по этому поводу донесения наверх, но наступление все же началось. И тут же стало захлебываться.
Только за один день наступления армия потеряла более двух тысяч человек убитыми. Тогда особистам в срочном порядке удалось достучаться до командования Волховского фронта и сообщить о диких и бесполезных потерях. Наступление было отменено.
В штаб Второй армии меня отправляли в командировку не один раз с целью организации борьбы с диверсантами и информирования руководства о состоянии дел. Я докладывал: «Снабжение, управление со стороны командования фронта и армий поставлены из рук вон плохо, войска голодают, нехватка патронов и снарядов».
В последний раз я прибыл во Вторую ударную армию в конце июня 1942 года, когда руководство Особого отдела уже откровенно слало депеши наверх: «Дело идет к катастрофе». В результате неразберихи и халатного подхода армейского командования к организации боевых действий противник уже отбросил наши войска с позиций вдоль реки Кересть.
В дивизиях насчитывалось от двух до трех тысяч бойцов, истощенных от голода и усталости, теряющих разум под канонадой. В день им выдавалось по четыреста граммов конины и сто граммов сухарей.
А потом немцы замкнули кольцо. И уже знакомое и совершенно убийственное чувство — опять мы отрезаны от своей страны. Опять мы одни. Это отчаяние называется окружением.
Уже через несколько дней солдатский рацион на передовой сократился до пятидесяти граммов сухарей, а иногда продуктов не было вовсе. Люди умирали от немецких снарядов и голода.
Командный пункт армии располагался в районе поселка Дровяное Поле. Командующий Второй армией генерал Власов хорошо проявил себя в боях под Москвой, был награжден орденами и у Ставки находился на неплохом счету. А мне он виделся упрямым службистом и позером с сильно завышенной самооценкой и избытком честолюбия. И еще мне казалось, что он растерян и утрачивает контроль над обстоятельствами. Морально не готов, что обстоятельства работают против него. Кроме того, с некоторого времени он стал угрюмо замыкаться в себе. Глядя на него, мне было очень интересно, какие мысли роятся в его черепной коробке.
— Не везет нашей ударной армии на командиров, — сказал мне наедине начальник армейского Особого отдела майор госбезопасности Шашков.
— А что Власов? Может предать?
— Нет. Но дело погубит… Я докладывал о нем. Не тот человек. Не тот!
— Нет других командующих у Ставки, — вздохнул я.
Командование армии исправно совершало роковые ошибки. Одно неверное решение влекло за собой другое. Оборона сыпалась. Кольцо врагов сжималось.
Сам КП армии практически остался беззащитным. И на него набросились форсировавшие реку Кересть немецкие части. Они как-то очень быстро и удачно вышли на наш КП.
Уже позже выяснилось, что еще 2 июня на сторону противника перебежал с шифровальными документами помощник начальника Восьмого отдела штаба армии техник-интендант второго ранга Малюк. Эта трусливая сволочь выдала немцам расположение частей ударной армии и место дислокации командного пункта. Так что они отлично знали, куда бить. Разгильдяйство и предательство. Предательство и разгильдяйство. Они всегда шагают нога в ногу.
