— Господин обер-лейтенант. Хочу доложить свои соображения по составу группы.
— Докладывайте. Если они хоть сколь-нибудь разумны. Но если вы попусту тратите мое время…
— Я не хочу лететь на задание с командиром группы Ключником.
— Что?!
— Он погубит нас.
— Меня не обманывает слух? Вы подвергаете сомнению решения офицеров вермахта?
— Я ничего не подвергаю. И допускаю, что у вас могут быть особые резоны. Хотя по профессиональным и организаторским качествам Ключник — последний, кого я хотел бы видеть над собой. Но дело гораздо серьезнее.
— Да?
— Мне думается, он не тот, за кого себя выдает.
— Поясните.
— Он не хотел ночевать со мной в одной комнате. Потом настоятельно советовал не обращать внимания на то, что он бормочет во сне. А бормотал что-то вроде: «товарищ майор НКВД», «в атаку», «немчура». Прочее — неразборчиво.
— Любопытно. — Обер-лейтенант насмешливо посмотрел на Забродина. — Нет, но я же говорил, что мы просто теряем время на эти венские вальсы с вами.
— Простите, господин офицер, что вы имеете в виду?
— Ох, агент Лунь. — Обер-лейтенант отхлебнул из офицерской фляги глоток, его щеки зарумянились, потом улыбнулся широко и открыто. — Я считаю, что вы давно должны быть в Москве и посылать нам донесения. И вся эта суета вокруг вашей персоны только отвлекает от решения более важных вопросов. Но Берлину виднее. Там вечно что-то просчитывают. На то это и Берлин. А мы лишь исполнители.
— Я готов выполнить любые приказы и Берлина, и местного командования.
— Скоро вам представится такая возможность.
— Как скоро?
— Опять лишние вопросы…
Это «скоро» наступило в начале апреля 1943 года.
Когда Забродину сказали, чтобы он готовился, у него возникла незыблемая уверенность — вот теперь все по-настоящему. Отныне начинается та самая работа, ради которой он прохлаждался больше года в немецком тылу…
Глава 4
Конечно, золота и наград за успешное выполнение задания Курган не ждал — немцы на это дело скупы. Но на обычное человеческое «спасибо» рассчитывал.
Во время аврального перехода через линию фронта его группа потеряла радиста — Феликс так и остался на нейтральной полосе. Сказать, что этот факт тронул Кургана, было бы преувеличением. Он просто произвел перестановку фигур. Одна вычеркнута, ну и ладно. Главное, жив король — то есть он сам. А другие… — так у него никогда не было любимых фигур. Оценивал их только с точки зрения голой функциональности. Феликс — жалкая пешка. Без нее ничего не изменится. Так и нечего горевать.
После перехода разведчиков прямо из немецкого окопа отправили в отдел полевой жандармерии. А оттуда их забрал в Минск представитель абвера с конвоирами, смотревшими на возвращенцев напряженными хищными взглядами.
Вышедших из советского тыла агентов в Минске встретили недружелюбно. Кургана препроводили в подвал — достаточно просторный, но на том его плюсы и заканчивались. Там было сыро, холодно, одиноко, беспросветно и голодно. Трое суток в одиночестве он с горечью размышлял о том, что коллекция подвалов и камер, в которые его кидали немцы, неизбежно растет.
Первый допрос вел здоровенный мордатый лейтенант. Говоря по-русски с безобразным акцентом, но свободно, кинул в лицо диверсанту обвинение:
— Ты не выполнил приказ командования, агент Ящер!
— Это как? — опешил Курган.
— Приказ был держаться до особого распоряжения. А не десять дней!
— Приказ был — по возможности.
— Вот именно! Признаю, что сперва командование было даже довольно вашей резидентурой. Но в самый напряженный момент оно лишилось разведывательного освещения важного стратегического узла. В результате сделаны ошибки, за которые заплачено немецкими жизнями. Немецкими! А не вашей поганой славянской кровью, что дешевле воды из лужи!
— На нас вышли сотрудники НКВД. Мы вынуждены были срочно эвакуироваться. Дальнейшая работа была невозможна!
— Да? И кто это сказал? Ты, который ушел с позиции вопреки приказу! Кто твои слова подтвердит? Погибли Феликс, Крестьянин. Все погибли. Не странно?
— Локоть жив.
— Жив. И знает только то, что ему сказал ты. — Лейтенант посмотрел на него уже с сочувствием и более дружелюбно. — Давай, агент Ящер, решим так. Рассказываешь, как тебя завербовал НКВД. Какое задание тебе дали. И тем самым сохраняешь жизнь. Мы вступаем с советской контрразведкой в игру.
— Какую игру? Какое задание?!
— Мы знаем все!
— А я ничего не знаю! У вас есть хоть какие-то доказательства?
— Будут. Для этого достаточно познакомить тебя с людьми, которые обучены вытягивать эти доказательства клещами.
— Клещами? Ну тогда, конечно, я во всем сразу признаюсь — не переношу боли. Вот только мои признания не будут иметь никакого отношения к реальности. И вы потеряете человека, который уже послужил рейху и готов служить дальше.
— НКВД ты служишь…
Опять камера. Когда Курган представлял, что его могут отдать в лапы немецких палачей, у него земля из-под ног уходила. Они такое делают с допрашиваемыми — не то что люди, камни говорят.
Через день Кургана извлекли из тьмы подвала и вытолкнули в ярко освещенный коридор. Глаза слезились от света, и пленник даже сначала не понял, кто стоит перед ним.
— Неважно выглядишь. Быстро в машину, — кивнул майор Вебер.
В салоне «Мерседеса» они ехали с комфортом — мягкие кожаные сиденья, жарко натоплено. И Курган с каким-то наивным изумлением смотрел на улицы Минска, еще живые в его памяти.
— Сынок, ты мне стоишь все дороже, — отметил Вебер.
— Я не виноват. На нас правда насели чекисты. Мы еле унесли ноги.
— Да верю я тебе, верю… Знаешь, мне сделали одолжение, отпустив тебя. А одолжения бывают только взаимными.
— Я возмещу все затраты верной службой.
— Куда же тебе деваться. На следующей неделе и начнешь… Знаешь, какое самое вредное насекомое на оккупированных территориях?
— Партизан.
— Вот именно. Так почему бы и нам не наводнить такой же саранчой русский тыл. Взрывать, убивать, прерывать коммуникации. Справишься?
— Зависит от состава группы.
— Нормальную тебе дадим группу. Только упаси тебя бог снова вернуться раньше времени…
Через неделю Курган с группой из пяти человек уже шастал в прифронтовой зоне, проникая все глубже на территорию противника.
За эту вылазку ему удалось поджечь советский вещевой склад, дважды осуществить подрывы железной дороги, что вызвало затруднение, пусть и ненадолго, движения воинских эшелонов. Напоследок диверсанты грохнули трех красных командиров и лесами ушли обратно к немцам.
