Поставив бутылку на место, прикурил сигарету.
Смотревший за этим Чернов присвистнул:
— Это что же могло так вывести тебя из себя, Рома?
— Ты парням сказал, чтобы не заходили?
— Я их предупредил.
— Хорошо.
Сделав несколько глубоких затяжек, майор допил бутылку, бросил ее в урну.
— Ни хрена себе? — воскликнул Чернов. — не ожидал. Ты же вроде как малопьющий, Рома, а оказывается…
— Наливай себе, пей!
— Повод — операция, или…
Майор прервал капитана:
— Или, Дима. Пей!
Чернов выпил сто граммов, закусил тушенкой, спросил:
— Так что произошло?
Уланов рассказал о происшествии в штабе Главного управления, о котором до того умалчивал, и о том, к чему все это привело.
Чернов был ошарашен:
— Но как же так, Рома? Тебя и уволили? Лучшего командира лучшей группы?
— При чем тут это?
— Да при том, что западло.
— А начальству наплевать.
— Как же Лиза дала показания против тебя? Я ее хорошо знаю. Скромная, порядочная женщина. Всегда такая опрятная…
— Да при чем здесь это? Опрятная. Буленко тоже на службу приходит в мундире с иголочки. И надушен дорогим парфюмом, как элитная шлюха. Надавил на нее, Дима, неужели непонятно?
Чернов налил себе еще сто граммов, залпом выпил:
— Нет. Так такую подлянку оставлять нельзя.
— Не оставлю.
— Я не о том. Прямо сейчас пойду к парням, все расскажу, они за тебя горой, а после вместе к Смолинскому. Если тебя увольняют, пусть и остальных тоже отправляют в запас, в отставку, куда угодно.
— Прекрати!
— Что прекрати? Такую подлость прощать нельзя. А в Главке пусть новое расследование назначают. Но уже при нас.
— Группе задачи здесь выполнять. Не хочешь же ты, чтобы из-за моих проблем где-то погибли невинные люди? «Шторм» нужен здесь, значит, он останется здесь. А я? Я отвоевал свое и откомандовал. Принимай группу, я полечу в Россию, там попытаюсь разобраться, а нет, то и черт с ним. Уеду в Переслав. И без пререканий, пока еще я командир.
— Это форменный беспредел.
— Где-то по-другому? Как в стране, так и в войсках, и в спецслужбах. Иначе просто быть не может. Я все думал, и что это экономические форумы наши министры, бизнесмены начали в Сочи проводить? Сейчас понял.
— И почему?
— Золотая рыбка где обитает? В море. Вот и бросают по утрам наши экономические деятели невод, выловить эту самую золотую рыбку, дабы она сразу все проблемы решила, сами-то эти деятели ни черта не могут.
— Ты опьянел.
— Нет, Дима. Не берет. Злой я.
— Так и говорю…
— Все, — поднялся Уланов, — закончили базар. О нашем разговоре никому. В Хмеймиме оформим передачу дел, нам прорву бумаг изводить не надо, акт подпишем и… разбежимся. А сейчас, давай с ребятами на обед. А я полежу.
— Ром?!
— Иди, Дима! Все нормально, я не застрелюсь. После обеда экипировка, оружие и готовность к выезду в мобильный госпиталь к «вертушке». Вопросы есть? Вопросов нет. Выполняй приказ, капитан.
Махнув рукой, Чернов вышел.
Уланов упал на кровать. Он слышал, как ушла на обед группа. Закрыл глаза. Как обычно после боевых выходов в них стояли эпизоды проведенной операции. Взрывы, стрельба, перекошенные морды боевиков, рваные от пуль камуфляжи, крики, кровь, трупы. Это пройдет со временем. Он решил представить себе лицо Лизы Титовой, но оно размывалось рожами боевиков. Хотел вспомнить, какие у нее глаза. Не смог. Группа вернулась. Офицеры и прапорщики принялись собираться.
Поднялся и Уланов. Прошел в душ уличный. Постоял под струями холодной воды. Впрочем, алкоголь не взял. В палатке оделся, экипировался, забрал из пирамиды автомат. Объявил построение группы. Все как всегда, с одним отличием, это было в последний раз. Вот такая она реальная жизнь. Это не сказка.
В 14.00 Ми-8 поднялся над площадкой у российского мобильного госпиталя и, набирая высоту, взял курс на Хмеймим. С облетом Идлиба выходило примерно двести двадцать километров. Вертолет преодолел их за час. В 15.10 он приземлился на авиабазе.
Группу ждал микроавтобус, раненого главаря банды спецконвой на санитарной машине. Офицеров и прапорщиков спецназа доставили в отдельный модуль.
Чернов не рассказал бойцам о ЧП с Улановым. В отсеке майора они подписали акт сдачи-приема должности, Роман начал собирать тревожную сумку. Смолинского вызвали в штаб базы.
Оттуда он зашел к Уланову, который лежал под струями кондиционера в спальном блоке, готовый к перелету в Москву.
— Отдыхаем? — спросил полковник.
— А что мне еще делать, Владимир Алексеевич? К убытию домой готов, жду распоряжения.
— Это хорошо, что бойцы группы не знают о произошедшем и твоем возвращении. А то бунт бы подняли.
Уланов согласился:
— Они могут. Чернов знает, остальные нет.
— Это понятно. Акт подписали?
— Так точно. Когда будет борт?
— Через час посадка.
Уланов удивился:
— Уже через час?
— Да, мы удачно попали, в 16.30 вылетает в Москву Ил-76, следующий борт запланирован на послезавтра.
Роман взглянул на куратора:
— Вы сказали, мы удачно попали. Это я, по-моему, удачно попал.
— Да нет, летим вместе.
— Что так? И вы в чем-то провинились перед вышестоящим начальством?
— Нет. Я не провинился. Я нужен Габранову, а уж зачем, не знаю, мне в штабе сообщили лишь только, что в список пассажиров Ил-76 включены ты и я. Созвонился с Управлением. Начальника на месте не было, говорил с дежурным. Тот сказал, что ему приказано отправить за нами машину на аэродром. И то, что меня отзывает Габранов. Причина, естественно, дежурному неизвестна.
— А кто же курировать группу будет? Задачи ставить?
— Вместо меня прибудет полковник Захаров.
— А что не послали сюда Буленко?
— Должность у него, Рома, такая, заниматься снабжением.
— И секретарш в приемной лапать вдрабадан пьяным.
— Не будем об этом. Я пойду тоже соберусь. Через полчаса встречаемся у центра управления полетами.
— Я с ребятами проститься могу?
— Ох и не знаю. Должен, конечно, но стоит ли?
— Не по-человечески, если не прощусь.
— Ладно, только без эксцессов.
— Это обещаю.
