Допустить это, то есть пожертвовать бывшим террористом ИГИЛ, доверившимся властям и пытающимся вернуться к нормальной жизни, Сварог не мог. Он предпочел идти навстречу опасности, идти с ней на сближение, чтобы в нужный момент использовать ситуацию. И потому обошел микроавтобус спереди, постоянно находясь перед лобовым стеклом, значит, на глазах у человека с заднего сиденья. Такое поведение человека с пистолетом, конечно же, расслабляло, показывало ему, что подполковник ничего не подозревает и идет в расставленную ловушку с распростертыми объятиями. Ничего не выражало и спокойное, почти добродушное лицо подполковника российского спецназа. С одной стороны, оно казалось непроницаемым, с другой — располагало к общению, но никак не выказывало угрозы.
Но открыть переднюю дверцу, чтобы сесть в микроавтобус, Василий Васильевич уже никак не мог. Даже громко выматерил корейцев, сделавших машину. В действительности Сварог знал, что дверца открывается с небольшой хитростью и при этом без труда. Но ему требовались время и лязгающий звук, чтобы скрыть свои действия. И он легко скрыл их, хотя посмотреть, боевая или учебная граната оказалась в руке, у него возможности не было. Даже кольцо он сорвал вслепую, с силой сжимая при этом отжимной рычаг гранаты, чтобы не допустить преждевременного взрыва, если граната является боевой.
Кольцо срывалось всегда трудно. Раньше, бывало, подполковник со смехом вспоминал различные глупые фильмы про войну, где почему-то обязательно матросы в отчаянном порыве вырывали кольцо зубами и при этом, к удивлению людей знающих, не оставались без зубов. Лишить себя зубов таким кольцом проще, чем вырвать кольцо из запала.
При этом Василий Васильевич знавал одного капитана, который умел вырвать кольцо усилием большого пальца той же руки, в которой лежала граната. Но это исключение из правил. Кроме этого капитана никто таких фокусов повторить не мог — ни офицеры, ни солдаты. К слову сказать, тот капитан тем же пальцем, одним движением ногтя, открывал пивную бутылку с металлической крышкой. Это природа наградила человека такими пальцами. Для остальных она так не постаралась.
И потому Василию Васильевичу пришлось свести руки около дверной ручки, там сорвать кольцо, но показать при этом, что он пытается открыть дверцу. Она все же открылась, руку с гранатой он успел спрятать за спину. Легко сел на переднее сиденье и тут же почувствовал, что в голову ему ниже затылка уперся ствол пистолета.
Подполковник повел себя спокойно, без суеты и испуга.
— Тебя как зовут? — спросил он, бросив взгляд через плечо.
На заднем сиденье сидел человек лет сорока пяти, с седоватой бородой. Это явно был не Джамсутдин — ровесник Али.
— Можешь называть меня Мансуром. А фамилия моя для покойника значения не имеет.
— Ты уже приготовился стать покойником? — спросил подполковник.
— Ты — покойник… — в голосе бородатого слышалось злорадство. — Оба вы — покойники…
Пистолет в левой руке прижимался к шее Али Темирханова.
— Возможно, — вяло согласился Сварог. — Но и ты тоже…
И он показал руку, из которой торчал запал гранаты с сорванным кольцом. Мансур, без сомнения, знал, что это такое. Об этом говорило его долгое сосредоточенное молчание. Соображал, что предпринять.
— Я — смерти не боюсь… — сказал он наконец. — Значит, умрем все вместе!
— Нет, с тобой вместе я умирать не собираюсь. Просто брезгую. Мы вот с Али умрем сразу, без мучений, ты на пол года позже, сам каждый божий день желая побыстрее подохнуть. В камере для осужденных на пожизненное заключение.
Василий Васильевич знал, что говорит. Для таких людей пожизненное заключение — самая худшая кара из всех, которые можно придумать.
— Как так? — не понял Мансур, но видно, что заинтересовался. Значит, умирать не хочет.
— Очень просто. Основные осколки гранаты примем на себя мы с Али и двигатель машины. В твою сторону только пара штук, я думаю, полетит. Еще и сиденье частично защитит. Тебя, мне кажется, только ранит. На взрыв выбежит наряд с КПП. Тебя сначала «повяжут», потом только перевяжут. Таких уродов подолгу в тюремном лазарете не держат. Тебя даже в суд на носилках отнесут. А потом — камера для пожизненного. Одна стена — решетка. За решеткой пара часовых за столом сидят, чай пьют, а тебе воды не дают ни капли. Даже на парашу садиться будешь под их присмотром. И повеситься тебе не разрешат. Так изобьют, что все желание пропадет, да и шевелиться после избиения еще долго не сможешь. Это я тебе обещаю и от своего имени, и от имени командования, которое тоже опыт имеет немалый. Короче говоря, жизни радоваться тебя отучат быстро. У нас на «зонах» это делают профессионально и быстро. Заодно нечаянно почки отобьют, чтобы ты по ночам под себя мочился. Отучать от дурных привычек вертухаи
[7] умеют. И ходить будешь на прогулку в наручниках, с задранными за спину руками. Там больше трех месяцев никто не протягивает. От постоянного унижения умирают. Зад будет постоянно болеть от тяжелых пинков. Время от времени добрые крепкие парни будут тебя навещать и методично избивать. Скажем, каждый понедельник. Или каждый вторник. Как договорятся… Ты готов к этому?
Мансур слушал внимательно. Так внимательно и увлеченно, что у подполковника Староверова появилась возможность самому посмотреть на свою руку, пока противник не смотрит. И даже слегка разжать пальцы. Так он увидел даже в полумраке салона, что на черном корпусе гранаты есть белый крест — значит, граната учебная и ничем не грозит ни Мансуру, ни подполковнику, ни Али.
— Короче, так… — распорядился Мансур. — Сегодня я вас убивать не буду. Разойдемся мирно. До следующей встречи. А следующая встреча будет, ты, подполковник, не сомневайся. Мансур не из тех, кто словами бросается. Если я обещаю, я делаю. Ты сейчас, подполковник, пойдешь со мной. Дойдем до угла забора, там я тебя отпущу при условии, что ты гранату за забор забросишь. Но учти, что я человек обученный и вольности тебе не прощу. Пристрелю при первом же подозрении.
— Пойдем до угла забора, — легко согласился Сварог и, не выпуская из одной руки гранату, из другой автомат, открыл свою дверцу. Так он убрал из-под удара Али Темирханова. Это простейшая теория — защищать неподготовленного человека всегда сложнее, чем, имея необходимые навыки, защититься самому.
— Оружие оставь здесь, в машине, — потребовал Мансур с усмешкой. — Чтобы я не боялся показать тебе спину.
— Думаешь, я без оружия не смогу тебя уложить? — усмехнулся в ответ Староверов, попутно отвлекая Мансура от мысли, что оружием может воспользоваться Али, показывая себя хвастуном, а хвастунам мало кто верит. Но все же команду выполнил и поставил автомат стволом вверх на переднее сиденье. Мансур не возразил. Он не знал старую истину, что лучший пистолет — это автомат, на свои два пистолета надеялся. — Просто кулаком убью… — снова пригрозил подполковник. — Не ты первый, не ты последний, кто на мой кулак нарывается.
