Ксюше не хватало его смеха и даже его обычного брюзжания, его грозных наставлений и их милых вечерних прогулок за мороженым. А как он забавно носился с утра по квартире в трусах, со щеткой во рту и поторапливал её, стоящую наготове, с сумкой в коридоре и засыпающую от ожидания, навалившуюся на косяк.
А мне просто не хватало его больших рук, которые молчаливо обнимали бы мои плечи в дни невзгод. Ему всегда казалось, что если уж мужчина открывает рот, то исключительно для того, чтобы выдать что-то умное и достойное. Поэтому, не сумев подобрать подходящих слов поддержки, он обычно хлопал меня по спине и притягивал к себе для утешительного объятья. И мы молчали. Подолгу.
И в этом молчании не было натянутости и вымученности. Оно было легким и непринужденным. Сопереживающее, целительное молчание.
Он не был эмоциональным импотентом, как я. Сеня не дурак и при необходимости мог подобрать нужные слова. Просто брат знал меня. Досконально. Он изучил меня достаточно, чтобы знать, каким образом оказать мне поддержку.
— Здоровяк, — говорил он после долгого молчания, — это всё такие мелочи. Такие мелочи.
И я никогда не верила ему, но это, бесспорно, действовало успокаивающе. Как мантра. Ты повторяешь, повторяешь и сам начинаешь верить. Так почему же нужно было увидеть его обмотанное бинтами тело, чтобы осознать истинность его слов? Всё в конечном итоге стало мелочью пред разрывающимся на куски сердцем, лицезрящим его безвольные руки-плети. И я не стала бы переживать из-за ничтожных поводов, не стала бы обременять своими душевными порывами, лишь бы он только жил, дышал и говорил со мной.
Мой Сеня. Оберегавший меня с пеленок от любых опасностей, пытавшийся сделать каждый мой шаг менее болезненным. Мой рыцарь. И мой свет.
Я села на диван и нежно погладила Ксюшу по бархатным русым волосам, торчащим из-под капюшона. Она шевельнулась.
Её глаза заблестели от слез: передалось моё настроение. Дотянувшись до своих наушников, я расправила спутанные провода и, устроившись удобнее рядом с племянницей, вставила их в уши. Подключить их к плееру не было сил и не было нужды. Это не было любопытством, скорее желанием постичь природу другого человека.
Откинув голову, я слушала.
Слушала тишину. Красивую, как зеркальная водная гладь во время полного штиля. Безграничную, всеобъемлющую и подчас неизбежную. Прошло несколько минут. Я познавала безмятежность, приводящую блуждавшее сознание в состояние умиротворения, отбрасывающую ненужные помыслы. Мои веки сомкнулись.
Прислушиваясь к окружавшему меня пространству, я ощутила тонкие вибрации, словно тишина говорила со мной на языке незримой энергии. Мне хотелось нырнуть в неё с головой, чтобы прочувствовать, что ощущают люди по ту сторону стеклянной стены.
Любые звуки: громкие, едва уловимые и даже малейшие шорохи — перестали для меня существовать. Фокус внимания начал смещаться: погружаясь будто бы в пропасть, я начала слышать звуки внутри своего тела. Почувствовала, как сокращается сердце, как проходит воздух сквозь легкие, как пульсирует кровь в венах. После четкого осознания этих процессов все шумы стали затихать, сознание успокоилось и прояснилось.
Я совершила шаг внутрь самой себя. И это было сродни познанию Вселенной, так же, как и вещей, образовывающих ее основу, состоящую из Безмолвия. Всё исходило из неё и к ней же возвращалось. Ощущения стали яснее, изменился внешний вид всего физического мира вокруг. Всё стало проще и естественнее, отступали суета и проблемы, ничто больше не могло побеспокоить мой разум.
Через минуту я уже раскачивалась на волнах в безбрежном океане мыслей и образов, легко удерживаясь на поверхности, преодолевая сопротивление ума, привыкшего к шуму. И в этой тишине не было пустоты. Она была полна безграничных возможностей, несла с собой гармонию и целостность.
В этом беззвучии открывались скрытые ресурсы сознания, заполняющие собой всё пространство. Тишина открывала истину о том, как прекрасен этот Мир, дающий нам возможность жить, развиваться, переживать целый диапазон чувств и эмоций, соприкасаясь с другими существами на планете.
И он здесь, и сейчас, и повсюду. И мы рождены для того, чтобы использовать каждый свой день для благих устремлений. Мы здесь, и мы должны радоваться от одной только мысли об этом, обязаны ценить каждый прожитый день. Мы здесь, и это уже счастье.
18
Справа от меня что-то вдруг мелькнуло как метеор. Почувствовав опасность, я быстро втянула голову в плечи и повернулась.
На пороге стоял Тимофеев, готовый ринуться в бой. Он обеспокоенным взглядом обводил комнату, пытаясь оценить обстановку. Его глаза налились кровью, кулаки были сжаты, футболка лопнула на плече по шву. И было от чего.
Возле его ног, прямо вдоль моей прихожей, лежала дверь. Старая деревянная дверь вместе с косяком, верой и правдой служившая мне и всем прежним хозяевам. Пол вокруг был усеян мелкими щепками. Дверной проем зиял огромной дырой, и даже кусок обоев оторвался вместе с косяком и висел на бумажной ниточке.
Я только и смогла, что открыть рот от удивления. Ксюша вскочила и повернулась, чтобы проследить за моим взглядом. Мне оставалось только догадываться, сколько шума наделал Тимофеев своим эффектным появлением.
— Ты выбил мою дверь, — заключила я, снимая наушники.
— Всё в порядке? — спросил Алексей, наступив прямо на лежащую на полу дверь. Другого способа войти в помещение не было.
— Да, минуту назад всё было в порядке, — ошарашенно произнесла я.
— Усик, он вошел в твой подъезд, — пояснил нервным шепотом Тимофеев, подходя ближе ко мне.
— К нам никто не заходил.
— Жди, я сейчас, — он развернулся, выбежал на площадку и помчался вверх по лесенкам.
Мы переглянулись с Ксюшей. Девочку впечатлило увиденное.
— Это твой парень? — спросила она, выдергивая из ушей наушники.
— Нет, — ответила я, разглядывая дыру в стене.
— Твой парень крутой, — рассмеялась племянница, — ворвался как Супермен. Или Халк. Зачем стучаться, если можно вынести двери. Любимая, я спасу тебя!
Ксюша хохотала, разглядывая полотно двери.
— Прекрати, — попросила я, выглядывая в подъезд, — Тимофеев не слышит. Он глухой. Прояви учтивость, хорошо?
— Глухой? — удивилась девочка.
— Да, не надо так таращить глаза. Он же не с другой планеты. Просто не слышит нас.
На площадку из своей квартиры вышла Катя в халате и с полотенцем на голове. Её глаза расширились от увиденного.
Предвосхитив все вопросы, я поспешила ответить:
— Не знаю, это Тимофеев. Выбил мне дверь.
— Тимофеев, который… — начала она, показывая пальцем на ухо.
— Да, да, — ответила я.
Звук шагов по лестнице усиливался.
