— Болит? — спросила я.
Он закусил губу, пытаясь вернуть руку в прежнее положение. На его лбу расползлись мелкие складочки.
— Нет, — соврал он, пытаясь принять как можно более непринужденную позу.
Артём за его спиной громко хмыкнул, не отрываясь от своих зарисовок. Ксюша почти беззвучно хихикнула в ладошку. Словно почувствовав что-то спиной, Лёша быстро обернулся, но его глаза застали только подростков, мирно сидящих в метре друг от друга и занятых своим делом.
— Кстати, принимай работу, хозяйка. Дверь поставили на место, косяк приколотили. Правда, уж как получилось, — произнёс Тимофеев неуверенным голосом, усаживаясь на спинку дивана.
— Отлично получилось. — Я бросила беглый взгляд на дверь, затем на его живот и тотчас об этом пожалела. От вида крепчайшего, как камень, и без единой складочки пресса мне захотелось ослепнуть. Что, видимо, и произошло, так как я моментально вогнала иглу глубоко себе в палец. — Черт! Черт!
Из глаз посыпались искры. Сжав плечи, я зажмурилась от боли и запрыгала, вспоминая весь перечень известной мне нецензурной брани, и, чтобы не выдать весь набор вслух, без промедления сунула палец в рот. Не хватало еще закапать кровью злосчастную белую футболку.
— Ну вот, — брякнула Катя.
Сообразив, что моё сморщенное от страданий лицо напоминает урюк, я немедленно достала палец изо рта и принялась отчаянно размахивать им в воздухе. Палец нестерпимо жгло.
Вдруг мои судорожные движения прервало чье-то настойчивое прикосновение. Открыв глаза, я увидела, как Тимофеев, перехватив мою руку, нежно дует на мой палец, сложив свои упрямые губы трубочкой.
Сердце тут же чуть не вырвалось из груди.
Он стоял вплотную ко мне, почти обжигая своим дыханием. Невольно подавшись назад, я замерла, глядя на его губы. В груди моей застрял вздох, во рту пересохло. Воздух между нами сгустился. Все присутствующие в комнате превратились в мелькающие тени.
Его рука крепко держала мою. Но я не могла оторваться от Лёшкиного лица. Его зеленые глаза вонзились, казалось, в самое сердце. Это было больно и приятно одновременно. Первый раз он смотрел на меня таким загадочным взглядом, пронизанным ожиданием и надеждой.
Я едва удержалась, чтобы не прикоснуться ладонью к его плечам и груди. Мои руки задрожали.
— Принесу пластырь, — выдавила из себя Катя, возвращая меня к реальности, и попятилась на кухню.
Подростки продолжали шушукаться, наклонившись над тетрадкой, и не обращали на нас внимания.
— Вызовем завтра бригаду, поставим тебе новую дверь, — произнес Тимофеев.
Похоже, он умел не хуже меня испортить такой потрясающий момент.
— Эта квартира не заслужила новой двери, — прошептала я, облизнув пересохшие губы. — Тем более что сейчас она выглядит лучше прежнего.
— Просто мне до сих пор хочется провалиться со стыда, — объяснил он, отпуская мою руку.
— Всё нормально.
— Не думаю.
— Лучше скажи, как твое плечо?
— Легкий ушиб. Жить буду. — Его голос звучал неуверенно.
— Хочешь, отвезу тебя в травмпункт? — предложила я.
— Не стоит. Завтра всё пройдет. — Лёша был непреклонен в своем стремлении всегда выглядеть сильным и неуязвимым.
— Езжай, — внезапно выдала Катя, бесшумно подойдя к нам с лейкопластырем. — Ты в надежных руках.
— Я же говорила, — гордо заметила я, имея в виду свои водительские навыки.
— Только не давай ей включать заднюю передачу, ок? — добавила та, подмигивая Тимофееву.
— Катя! — рассерженно воскликнула я и отмахнулась от предложенного лейкопластыря. — Как ты можешь? Ты же моя подруга.
— Да, — согласилась она, — и поэтому беспокоюсь о твоей целости и сохранности!
— Что?!
— Алексей такой крепкий, а на тебя чихни, и ты развалишься. Когда ты в последний раз выезжала с парковки у торгового центра, с меня семь потов сошло. А я, заметь, не из пугливых!
— Всё не так страшно, как ты описываешь.
— Конечно, ведь всё еще страшнее! — рассмеялась подруга.
— Я с тобой больше не разговариваю, — обиделась я. — Больше не проси меня куда-то тебя отвезти.
— Сашка, не обижайся, просто если я не соображаю, куда крутить руль, двигаясь назад, то и не лезу.
— Я вполне отлично справляюсь, паркуясь каждый раз вдоль дороги. Сел и поехал, чего сложного?
— Ну и дура, — ответила Катя, качая головой.
— На себя посмотри!
— Ксюша, ты спросила у мамы насчет поездки на море? — спросил Тимофеев, отворачиваясь от нас.
Этот спор заставил его поёжиться, словно от холода. Вот уж, поистине, единственный плюс в его положении. Не захотел слушать женские истерики, отвернулся, закрыл глаза, и пусть орут, сколько влезет. А он в домике.
— Ага, — крякнула племянница, надувая пузырь из жевательной резинки. — Она спросила только, за чей счет. Остальные детали ее не волнуют.
— Замечательно, — обрадовался Лёша, — завтра утром заеду к тебе в школу. Если удастся уладить с экзаменами, дам команду собирать чемоданы.
— Значит, можно завтра в школу не ходить? — на всякий случай уточнила девочка.
— Сходи, — усмехнулась я.
— Зануда, — произнесла Ксюша, швырнув в меня подушкой.
— Готово! — объявил Артем и передал ей рисунок.
На тетрадном листочке карандашом был начертан яркий портрет. В сложном комплексе из рваных штрихов легко угадывалась симпатичная мордашка моей племянницы. Черты лица были специально заострены, придавая лицу свежий и жизнерадостный вид.
— Ого, как круто! — обрадовалась девчонка. — Спасибо. Я тут… лучше, чем в жизни.
— Вовсе нет, — краснея, заметил Артем. И добавил, обращаясь к Тимофееву: — Ты отвезешь меня домой?
— Вообще-то, — Лёша вцепился зубами в нитку, пытаясь перегрызть, — я собирался остаться.
У меня перехватило дыхание.
Воткнув иголку в подушечку, он спешно натянул футболку. Шов на плече сморщился, угрожая лопнуть. Его это, кажется, не смутило.
— Нам нужно обсудить план работы на завтра, — продолжил он. — Во-первых, пришло время переговорить с Усиком. Меня не оставляют мысли о том, зачем он мог прийти сюда и куда в итоге делся. Во-вторых, нужно придумать, как добыть информацию о незнакомце с администрации.
— Лёш, — я поправила шортики и села напротив, — у меня есть кое-какие мысли на этот счет. Можно?
— Говори.
— Только сначала нужно отправить ребенка домой. Уже поздно.
— Это вы про кого? Про меня? — спросила Ксюша после небольшой паузы, отрываясь от рисунка.
