Дорога впереди была свободна.
Тимофеев увеличил скорость, наклонив стрелку спидометра почти до ста семидесяти километров в час. Я вцепилась ногтями в кожаную обивку. Через несколько десятков метров мы заметили, что «Шкода» пробилась сквозь скопление машин и вновь движется за нами.
Лёша лихорадочно размышлял, покрываясь испариной. Его лицо превратилось в неподвижную маску. Спустя мгновение, на кольце, он без колебаний направил автомобиль против движения, чудом избежав столкновения со встречной «Тойотой». Я зажмурилась. Под оглушающий гул клаксонов мы свернули на дорогу, прилегающую к въезду в Кировский район города.
Испуганные дачники, попавшиеся на пути, отпрыгнули в сторону и замахали руками, что-то крича нам вслед. Дорога была извилистой, но Тимофеев не снижал скорости. Обернувшись, я больше не замечала преследователей.
Обзор заволокло клубами пыли. Грязь летела в разные стороны из-под колес черного «Вольво» Тимофеева, мчавшегося на полной скорости. Изящно вписавшись в крутой поворот, он обогнул встречный трактор и нырнул в облако выхлопных газов.
Преодолевая кочки на склоне, мы снизили скорость и оглянулись. За нами тянулась чистая дорога минимум на пятьсот метров. Я облегченно выдохнула. Руки дрожали.
— Кто бы это ни был, он знает, что мы его ищем, — заключил Тимофеев, отстегивая ремень и продолжая движение.
— И он знает, что мы видели его, — прошептала я.
— Не хочешь вслед за Ксюшей рвануть на море? — усмехнулся он, направляя автомобиль к асфальтированному участку дороги.
— Нет, спасибо, — сухо ответила я, укоризненно взглянув на него.
— Тогда в больницу, к Сене.
— Проведу тебя до отделения, — предложил Алексей, закрыв за мной дверцу машины.
— Со мной всё будет в порядке, — улыбнулась я, хватая его за руку.
— Передам тебя маме и со спокойной душой отправлюсь в парк-отель с фотографиями.
— Хорошо.
Между нами снова выросла стена смущения.
Я не знала, как себя вести с ним и что означал для него тот поцелуй возле аэропорта. Не представляла, как это отразится на наших отношениях. Тимофеев же не прятал глаз, но и не спешил проявлять чувств.
— Я очень рад, что ты сможешь увидеть своего брата, — произнес он, коснувшись моей талии, и подтолкнул к входу.
— И я, — мне удалось улыбнуться после полученного в поездке адреналина.
Мы разжились в приемном симпатичными зелеными халатиками и прошли чередой длинных коридоров до отделения интенсивной терапии. Дорога заняла пять минут. Мои ладони покалывало от нетерпения.
— Буду с нетерпением ждать от тебя новостей, — сказала я, наваливаясь на стену возле двери, ведущей в отделение.
— Хорошо, — он подошел ближе, — постараюсь сделать всё возможное, чтобы порадовать тебя.
Нас разделял целый метр, расстояние, казавшееся непреодолимым. Мне ужасно хотелось броситься в его объятия прямо здесь и сейчас, среди множества хмурых людей и бесчисленного количества палат с несчастными больными. От вида его сильных рук меня нещадно бросало в дрожь.
— Почему ты улыбаешься? — спросила я, увидев, как изменилось его лицо при взгляде на мои губы.
— Творится чёрт-те что, — произнес он, взъерошив светлые волосы, — но почему-то у меня такое чувство, что в моей жизни сейчас происходит что-то по-настоящему хорошее.
Я решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы наградить его прощальным поцелуем, и уже собиралась сделать шаг навстречу, как дверь справа от нас открылась, и из нее вышел майор Донских собственной персоной.
Он был в узких темно-синих брюках и мягком белом кашемировом джемпере с неизменной папкой под мышкой. Выглядел он сногсшибательно и, я бы даже сказала, излишне элегантно для представителя закона. Взгляд его черных глаз остановился на спине Тимофеева, затем скользнул по мне и вновь вернулся к сыщику.
— Лёха, ты?! — радостно воскликнул Сергей, хлопнув по Лёшкиной спине.
Мне захотелось провалиться сквозь землю. Сердце сжалось и затрепетало за рёбрами.
Озадаченный Тимофеев натянул дежурную улыбку и раскинул руки:
— Привет.
Мужчины тепло обнялись.
— Не могу поверить, что вижу тебя! — Донских оглядел его со всех сторон и еще раз сердечно потрепал по плечу. — Ты как вообще? Слышишь, что я говорю?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Тимофеев, уголки его губ вытянулись в подобие улыбки.
— Слуховой аппарат? Не носишь? — Донских бесцеремонно осмотрел голову сыщика. — Я не верю, что ты стоишь передо мной. Такой. — Он, казалось, расчувствовался и не мог подобрать подходящих слов. — Как новенький!
— Спасибо, — кивнул Лёша и спрятал руки в задние карманы джинсов.
— Ты ведь всё понимаешь, что я говорю? — не унимался восхищенный майор юстиции. — По губам читаешь?
— Ага, — ответил Тимофеев.
Я сделала шаг назад. Мне было неловко находиться в этом треугольнике.
— Обалдеть! — Сергей прикрыл лицо руками, едва не уронив папку. — Мощно, парень. Это очень мощно! Если честно, я уже не надеялся увидеть тебя таким. Нам нужно как-нибудь встретиться и выпить. Как ты? За?
— Да, — неуверенно отозвался Лёшка, словно прокручивая в голове подробности последней, вчерашней, пьянки и раздумывая, сможет ли он потом отвертеться от данного обещания.
— Твой голос, конечно, изменился, — с серьезным видом заметил Донских. — Но не будь я в курсе твоих злоключений, вряд ли бы обратил внимание, что он чем-то отличается от обычного. Ты молодец!
— Поверю тебе на слово, — рассмеялся Тимофеев.
Сергей поддержал его бодрым похлопыванием по спине.
Я прижалась к стене. Мимо нас прошел медик, строго взглянувший на мужчин, посмевших нарушить тишину лечебного заведения. Они, увлеченные разговором, этого даже не заметили.
— Ты обязательно должен мне рассказать, как устроился после увольнения и… всего этого. Нужно встретиться и посидеть в спокойной обстановке. Я просто покорен твоей силой воли, характером. Мужик! Лёха, да ты выглядишь лучше прежнего, я клянусь! — Донских повернулся ко мне, радостно подмигнул и, схватив за руку, притянул к себе. От его прикосновения мои конечности словно оледенели. — Знакомься! Это моя девушка Александра.
Тимофеев заморгал и изменился в лице. Его взгляд потемнел.
— Или вы уже знакомы? — оживленно поинтересовался Донских, удерживая меня за талию.
21
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица.
В такие ситуации мне еще не приходилось попадать. Невероятно гадкое чувство. Стоило Донских произнести эту фразу, как в моем мозгу оцепенели абсолютно все извилины. Казалось, я слышала только один звук, грандиозный и сокрушительный: как рушатся мои надежды.
