Да, я, пожалуй, ненавижу себя за то, что позволила моей внутренней Таньке вырваться наружу, когда Донских стал оказывать мне знаки внимания. Мне был приятен проявленный ко мне интерес, и на секунду показалось, что я могу, подобно мужчине, получить желаемое и просто идти дальше. Взамен извлекла хороший жизненный урок. Не стоит лезть в такие игры, не обладая достаточным цинизмом и хладнокровием, иначе, уходя, обязательно оставишь с этим человеком частичку себя.
Не можешь встать с чужой постели и жить дальше, не ложись в неё.
Как часто мы соглашаемся на что-то обычное, типовое, полагающееся каждому, не дождавшись, пока придет твоё, настоящее. И оно постепенно становится привычным, таким, от чего уже и отказаться страшно. Мы боимся думать о переменах, проживая свои несчастливые жизни, в нелюбимых городах, с чужими по духу людьми. И всё только чтобы избежать пресловутого одиночества. Не слишком ли большая цена за иллюзию нормальной жизни?
— А что ты? — почти крикнула в трубку Катя.
— А что я? — Пришлось отойти на двадцать метров, чтобы Донских не услышал. — Ненавижу их обоих.
— А Тимофеева за что? — удивилась подруга.
— А заодно! Мне сейчас хочется назначить виноватых, иначе голова взорвется. Не могу же я одна тянуть эту лямку!
— Почему ты всё не объяснила ему?
— Как?! — прошептала я. — В голове столько слов! А он даже не смотрел на меня, не хотел слышать. И я кожей почувствовала, что ему противна.
— Ну, хорошо хоть они не подрались, — весело заключила Катерина.
— Моя ошибка в чем: во всех наших разговорах я упоминала Донских как следователя по делу и ни разу не обмолвилась, что мы, в общем-то, с ним на «ты» разговариваем.
Обеспокоенно оглядываясь на курящего в сторонке Сергея, я почти проковыряла дыру в газоне носком своих кожаных тапочек. Он стоял и пристально смотрел на меня. Я опустила глаза. Хорошо, хоть по губам не читает.
— Ага, и не только разговариваете! — возмутилась подруга.
— Вот именно, — с сожалением произнесла я. — И двадцать минут назад я опять с ним флиртовала.
— Зачем? — Катя перешла на шепот, видимо, к ней в магазин зашли посетители. — Если не хочешь всё усугубить, то давай ему уже от ворот поворот!
— Не знаю, так гадко на душе. — Я бросила на Донских осторожный взгляд. — Смотрю на него, и само флиртуется. Может, это нервное?
— Любой девушке польстит внимание такого мужчины. — В трубке что-то зашуршало. — Ухаживай он за мной, я бы, наверное, беспрестанно хихикала, как дурочка.
— Я бы и рада его не замечать, — вздохнула я, спрыгивая с бортика, — но именно сейчас он мне нужен для дела.
— А что Тимофеев?
— Написала ему сообщение, что всё сказанное — недоразумение, попросила о встрече.
— Я бы на его месте не отвечала тебе, — Катин голос дрогнул.
— Знаю, — с горечью согласилась я.
— Просто реши, что он значит для тебя. Будешь ли ты мучиться, отпустив его? Или твои чувства остынут?
— Небо упадет на землю, — прошептала я, прижимая телефон к щеке.
— Скажи ему это.
— Не знаю…
Меня охватило смущение. Предполагать, что в моей душе за такое короткое время могут вдруг вспыхнуть чувства к мужчине? Признаться в этом ему? Почти за гранью здравого смысла. Вряд ли он разделит мои чувства. Наверняка я всё себе опять придумала, и нужно гнать эти мысли. Донских затянулся сигаретой, выпустил дым и указал мне пальцем на часы.
— Или всё же дай время остыть, — продолжила Катя, — заодно и узнаешь, что вас связывает. Ниточка, которая оборвется тихо и незаметно, или что-то прочное.
— Всё, что я знаю на данный момент, — это то, что не могу перестать о нем думать. — Нервно потоптавшись, я встала обратно на бортик. Мимо проехала машина. — Когда я думаю о нем, забываю своё имя. Весь мир и даже воздух вокруг кажутся мне другими, когда он рядом. Удивительное, щемящее душу чувство… мать его!
Катя засмеялась. А я злилась сама на себя.
— Вам некогда было остановиться и поговорить о своих чувствах, расставить точки над «i». — В трубке послышался шум. Катя начала свой ежедневный ритуал по перестановке книг с полки на полку. — Поговорите, поделитесь переживаниями. Роман у вас экстремальный, всё на бегу, ты в переживаниях, да и он немногословный. Надо с вами что-то делать.
— Я пока даже не знаю, на какой хромой кобыле к нему подъехать после произошедшего. И стоит ли.
— Знаешь, — она на секунду задумалась и затем продолжила, — переспи с ним и поймешь, показалось тебе или нет.
— Эка тебя понесло с поэзии на эротику! — рассмеялась я.
— Вот видишь, ты уже повеселела.
— Я только одного не понимаю, — мне пришлось поспешить к подъезду. — Ты почему еще не в больнице у постели моего брата?
— Я? — Катин голос звучал удивленно. — А кто я ему? Всего лишь соседка.
— Ну, конечно!
— Я еще морально не готова увидеть его.
— Но ты ведь переживала, каждый день навещала его, ждала, когда он откроет глаза. Так чего же ты сидишь?
— Он ведь не знает, что я дежурила в больнице, — усмехнулась подруга. — И пусть дальше не знает.
— И этот человек еще дает мне советы! Позорище! — Я забежала вслед за Донских в подъезд. — Всё, мне пора. Пока, трусиха!
В трубке послышался сдержанный смешок. Нажав отбой, я поспешно сунула телефон в сумку.
Дверь открыла мать Маши Яковлевой. Хмуро оглядев с головы до ног, она пропустила нас в квартиру. По тому, как неуверенно она стояла на ногах, я сделала вывод, что женщина прилично надралась в обед.
— Ищите, что хотите, — буркнула она, еле-еле разлепив ссохшиеся губы.
— Спасибо, — ответил Донских и прошел по коридору прямо в обуви.
Я оставила свою в прихожей и поспешила за ним.
— Всё равно вы ничего не делаете, чтобы посадить эту чурку, — растягивая слова, бросила женщина, усаживаясь на табурет в кухне.
Зазвенела посуда.
Донских решил проигнорировать ее замечание. Я сделала пару шагов и уставилась на то место, где было найдено тело её дочери.
— Хэх, — крякнула женщина, опустошив рюмку.
— Что ты хотела здесь найти? — вполголоса поинтересовался Сергей, загородив проход в спальню погибшей.
— Мне нужно осмотреться, чтобы понять, — выдохнула я.
— Ты теперь эту с собой таскаешь? — с кухни донеслось противное чавканье.
Видимо, женщина имела в виду меня.
— Подойди, — шепнул он мне, вновь игнорируя грубую реплику хозяйки. — Боишься меня, что ли?
На его лице заиграла самодовольная ухмылка. Нас разделяла всего пара метров.
