— Тогда я не отдам тебе ключи! — послышалось с кухни.
— Какие ключи? — проворчала я, продираясь обратно через чертов зонт по коридору.
Домовой дунул на прядь своих рыжих волос, упавшую на глаза. Та отпружинила и вернулась на прежнее место. Убрав ее рукой за ухо, он жестом пригласил меня присесть на табуретку.
На столе рядом с бутылкой стояли две рюмки, наполненные водкой. Закуски не наблюдалось. На плите стояла пустая сковородка, на дне которой располагались рядочками рыбные скелетики. Меня передернуло.
— А где килька? — усмехнулась я, наклоняясь на стену.
В ту же секунду рядом с моим плечом по стене пробежал здоровенный таракан, такой же рыжий, как и его хозяин. Только усищи подлиннее. А в целом такой же малопривлекательный.
Я мгновенно выпрямилась и отряхнула плечо.
— Присядь, — вздохнул Петрович, похлопав по табуретке.
— Говорите, о каких ключах идет речь, и я пойду.
— Ольки вашей ключи, — ответил Домовой, доставая из хлебницы пару бутербродов с колбасой.
Я пригляделась. Да, настоящей колбасой. К горлу подкатила тошнота.
— А где сама Оля? — спросила я, не собираясь двигаться с места.
— Нагулялась и уехала, — хмыкнул он, плотно обхватив пальцами рюмку. — На такси. С чу́моданами.
— И даже ключи оставила?
— Ага, да сядь ты уже! — рассерженно гаркнул Петрович. — Водка ж стынет!
— Не пью я, — с раздражением ответила я, усаживаясь на табуретку. — Тем более эту гадость.
— Не гневи Бога, Сашка! — испуганно запричитал он и свободной рукой придвинул мне рюмку. — Непьющие, они ж страшные люди! Потерянные для общества. Никогда не знаешь, что у них в голове.
— Ну, да, конечно.
— А ты девка хорошая, — рюмка придвинулась ко мне еще на сантиметр, — не заставишь одинокого старого человека пить в одну будку.
Я уставилась на него, округлив глаза. По морщинистой, белой как бумага щеке Домового катилась сиротливая слезинка. Он печально уставился на поверхность стола и, пошатнувшись, тяжело вздохнул. Его нижняя губа вдруг дрогнула и пошла мелкой рябью.
— Вот как ты это делаешь, — сочувственно кивнула я.
Мне теперь было ясно, почему никто и никогда не мог устоять перед обаянием Домового. Он умело заманивал будущих собутыльников в свои сети. Олег мог часами сидеть у него на кухне, вдохновляясь рассказами Петровича. Так рождались его новые романы и сценарии. Катя из сочувствия раз в неделю таскала ему пирожки и делилась переживаниями, Сеня ходил для него в магазин и выносил мусор. И даже Даня, брезгливый жеманный сиропчик, прибегал порой пожаловаться на своего партнера, язык не поворачивается сказать «мужа».
Словно находясь под гипнозом, я наблюдала, как моя рука закидывает содержимое рюмки мне в рот. Точно в замедленной перемотке. В горле зажгло. Я встрепенулась, поморщилась, понюхала бутерброд и почти сразу пришла в себя.
— Вот так-то лучше, — обрадовался Петрович, хлопнул водки и взял с холодильника ключи от Сениной квартиры. — На, твоё.
В животе разливалось тепло. Меня уже не трясло от страха.
— Что она сказала?
— Кто? — переспросил он. — Олька-то?
— Она.
— Сказала, что Сенька очнулся и ей пора. Пора в новую жизнь. — Петрович скорчил мину, дрожа всем телом от смеха. — Вроде даже радовалась.
— А я думала, она горевать будет, что не удалось Сенькину квартиру отжать.
— Недолго. — Домовой сплюнул и вновь наполнил рюмки, не расплескав на удивление ни капли. — Перешагнет и дальше пойдет. Искать рыбу пожирнее.
— И то верно, — согласилась я.
— Был бы я моложе, намял бы ей бока, — мечтательно произнес он, хватая рюмку в одну руку и бутерброд в другую.
— Ой, фу, давайте без этого.
— Думаешь, я всегда был старым и страшным?
— Эм… Нет, — растерялась я и покатилась со смеху. — Но сейчас вы выглядите как престарелый Джигурда. Затрудняюсь даже назвать ваш возраст, чтобы не обидеть.
— Деточка, — качая головой, пропел Домовой. Он выглядел глубоко оскорбленным. — В твои годы я менял девиц как перчатки. Пока не встретил свою жену. Она была чем-то похожа на тебя: утонченная красота, правильные черты лица, хрупкая, нежная. И орала тоже как ужаленная! Стоило мне прийти со спектакля на полчаса позже. Что там начиналось! А потом мы мирились до утра. Как же я был счастлив! Вернуть бы то время. Когда моя Сонечка умерла, жизнь для меня остановилась.
Он закрыл глаза и сжал кулаки. Его губы продолжали улыбаться, оживая от воспоминаний.
— Какая же она была красивая, моя Соня…
— Вы играли в театре? — спросила я.
— Да, — открыв глаза, он гордо выгнул шею. — А ты думала, что я похож на академика?
— Напротив, — усмехнулась я, поднимая рюмку. — За вас! Но это последняя.
— Отчего же? — расстроенно надул губы Домовой.
— Мне нужно возвращаться домой.
— Бросишь старика одного? — он наполнил очередную рюмку и выпил, не поморщившись.
— Придется, — с сожалением вздохнула я. — Кто-то перевернул вверх дном мою квартиру. Сейчас вернется Катя, попрошу ее помочь мне с уборкой.
— Что значит перевернул? — он вдруг будто протрезвел, уставившись на меня ошарашенно.
— То и значит.
— К тебе вломились? — пытаясь удержать прямо голову на шее, уточнил сосед.
— Да…
Он всплеснул руками.
— Но я ничего не слышал! Когда? Тебя обокрали?
— Тут всё хуже, Петрович, — простонала я, положив голову на руки, — я вляпалась в серьезные неприятности.
— Денег должна? — понимающе кивнул Домовой, разливая водку по рюмкам.
Он с надеждой открыл хлебницу, но там оставались лишь крошки.
— Нет, но с деньгами у меня тоже худо — уволили с работы.
— А кто мог влезть тебе в квартиру? Рассказывай, чего уж.
Я отодвинула от себя рюмку. Меня затрясло, не знаю даже, больше от страха или от отчаяния.
— Пытаясь помочь брату, я задела серьезных людей и теперь даже не знаю, сколько мне осталось жить. Не знаю, кто они, что им нужно от моей семьи, но я потревожила их улей. Они ужасно не хотят терять свой мёд, поэтому отчаянно пытаются зажалить меня до смерти.
— А что твой мужик? — удивился Петрович, опустошая очередную рюмку и занюхивая рыжими волосами.
— Какой еще мужик? — усмехнулась я.
На самом деле я поймала себя на том, что хочется спросить, который.
— Тот, что был у меня вчера.
